Ричард Длинные Руки – конунг
Шрифт:
Торкилстон застонал, я перебрался через груду камней, Ордоньес сказал за спиной бодро:
– По крайней мере, не стоим. Ненавижу штиль!
Я шел осторожно, стены тоннеля выглядят едва не отполированными, а это обязывает к особой осторожности. Когда слишком хорошо сделано, это нехорошо. Подозрительно.
– Вот здесь, – сказал я, – надо прыгнуть.
– Надеюсь, – пробурчал сэр Торкилстон, – не слишком далеко?
– Не думаю, – сказал я, – что строители были необыкновенными прыгунами. Просто вон та плита с цветочком чем-то нехороша.
Ордоньес сказал беспечно:
– Давайте, я первым! А на какую прыгать?
– Первым я, – сказал я. – А вы смотрите на мои задние ноги. И вообще ступайте след в след. Мы как волки на боевом задании.
Торкилстон сказал с опаской:
– Нет, вы прыгаете… слишком опасно. Можете перескочить и нужную плиту. А вот из меня прыгун неважный. Если перепрыгну, вы оба сможете…
Глава 17
Его шатало, а язык от усталости заплетался. Я снял с него мешок с доспехами, Ордоньес кивнул понимающе и приготовился поддерживать Торкилстона, если тот свалится.
– Что вы делаете? – спросил Торкилстон с вялым достоинством.
– Уравниваю длину прыжка, – объяснил я. – Готовы? Тогда следуйте за сюзереном.
Я прыгнул без разгона, холодок страха пахнул снизу, когда подозрительная плита проносилась подо мной, звучно ударился на той стороне подошвами и оглянулся с такой торопливостью, что чуть не свихнул шею. Ордоньес скакнул следом, как горный козел, а Торкилстон отошел к противоположной стене, разогнался…
…чересчур, как оказалось, в последний момент нога поскользнулась, он не прыгнул, а почти проехал по всем плитам, и сразу же тяжело загрохотало, а свет странно померк.
Торкилстон даже не смог оглянуться, лежит, распластавшись и тяжело дыша, как выброшенный на берег кит.
Ордоньес закричал:
– Потолок!
Вся каменная масса потолка пошла вниз. Я быстро взглянул на стены, все четыре на месте, хотя для нас вообще-то нет разницы, но уже то, что не пошли сближаться, говорит о соблюдении каких-то законов мироздания.
– Бегом! – крикнул я.
Торкилстон устало простонал:
– Я даже с поля боя никогда не бежал!
– Я приказываю! – закричал я так, как никогда ни на кого не орал. – Это не бегство!
Он спросил надменно, не делая попыток подняться:
– А что?
– Заманиваем врага, – рявкнул я. – А потом убьем! И ограбим!
Ордоньес подхватил его под руку и поволок за собой. Я бежал впереди, улавливая их топот в грохоте каменных плит, тоннель кажется бесконечным, но теперь то, что по-прежнему ведет под уклоном вниз, как, оказывается, хорошо и удобно…
Мы выскочили, пригибаясь, в небольшой зал, не столько зал, а как бы вздутие в длиннющей кишке тоннеля. Моей головы коснулась холодная каменная плита, я ощутил, какая немыслимая тяжесть в ней, согнулся и выкатился в продолжение тоннеля, там свод неподвижен.
Сэр Торкилстон упал на колени и остановился.
– Я
Мы с Ордоньесом ухватили его и вытащили к себе как раз за секунду до того, как исполинская плита потолка прижалась к полу.
Потом был сплошной кошмар, на описание которого у летописцев ушло бы не меньше трех томов, но я по-мужски буду краток: были еще пещеры, а в них обнаруживались жуткие порождения подземелий, с одними дрались, от других удирали, хотя для сэра Торкилстона это был воинский маневр по заманиванию противника.
В конце концов мы собрали за собой погоню из всех параллельных пещер и ходов, что где-то да соединялись, мчались со всех ног, сэр Торкилстон хрипел, как загнанный жеребец, с Ордоньеса срывались клочья желтой пены. Сзади грохотало, первыми за нами гнались исполинские жуки-скарабеи, их с хрустом давили падающие плиты, стены сдвигались, потолки привычно опускались…
…впереди забрезжил странный свет, пот заливал мне глаза, я сам хрипел и стонал, ноги подкашиваются, и вдруг в грудь ворвался свежий цветочный воздух, жар обрушился на голову и плечи, а глаза едва не ослепли от яркого света.
Под ногами хрустнули сочные стебли, я торопливо оглянулся. Из узкой расщелины в вознесенной до небес великанской стене выскочили, шатаясь, Ордоньес и Торкилстон.
За нами выметнулся гейзер желтой пыли, снизу поднялась каменная плита и закрыла вход с такой ювелирной точностью, что не просунуть и волоска… Пыль быстро осела, и даже я, не отводящий взгляд от тайного входа, уже не смог бы сказать, где он находится.
Оба повалились на траву, Ордоньес захватил зеленые стебли в пригоршни и, сорвав, поднес к лицу. На лице счастье, неожиданно разразился хриплым каркающим смехом.
– Я думал… выйдем в преисподней!
Я сказал замученно:
– Такое здесь королевство. При землетрясении одни участки поднимались чуть ли не до небес, другие опускались… Эта долина, думаю, на уровне нашего Сен-Мари.
Торкилстон с трудом перевалился на спину, грудь вздымается бурно и с хрипами. Небосвод темно-синий, на западе уже в пурпуре, облачные горы окрасились торжественно-алым. Солнце, огромное и распухшее, медленно сползает по вогнутому небосводу к темному краю земли.
Ордоньес проворчал сиплым голосом:
– Сплюньте. Боюсь, и сейчас еще меняются местами. Хотя бы раз в сто лет.
– Сто лет, – сказал Торкилстон стонуще, – пусть даже каждый год…
Я торопливо осматривался, в сотне ярдов от нас роскошная роща олив, таких огромных и величественных, что просто библейские кроны, словно этот угол мира сохранился с тех допотопных времен, когда все было больше, прекраснее и чище.
В роще виднеется массивная скала размером с двухэтажный дом, черная, блестящая, словно только что родилась, изломы камня сверкают, не тронутые дождями и ветром, мое ухо уловило легкий плеск, словно широкая струя воды падает с небольшой высоты в бассейн…