Ричард Длинные Руки – оверлорд

Орловский Гай Юлий

Он кивнул, не сводя с меня удивленного взгляда.

– Который будет реализован, – уточнил он, – если сумеете обезопасить путь между нашими землями.

– Не «если», – уточнил я, – а «когда». Вернее, «как только». Думаю, приступим к масштабной зачистке сразу же, как растает снег и подсохнут дороги.

Мы вышли вместе из королевских покоев: леди Франка и я, почти рука об руку. Когда за нами захлопнулись двери, леди Франка всмотрелась в меня пристально.

– Сэр Ричард, – спросила она неожиданно, – а

почему вы не та свинья, что были раньше?

Я сделал вид, что вот так прямо взял и вознегодовал.

– Э-э-э-э… как это? Это, знаете ли, оскорбление!.. Я самая что ни есть настоящая свинья, еще та свинья! Да свинее меня и не бывает… в определенных обстоятельствах. Иначе что я за политик? Обижаете, леди Франка!..

– Чем же? – спросила она, опешив.

– Что усомнились в моих дипломатических способностях! Человек вообще должен быть разносторонним, а государь – обязан.

Она покачала головой.

– Сейчас я вижу совсем другую сторону. Я ее раньше не видела.

Я спросил настороженно:

– И в чем я прокололся?

– Выглядите почти человеком, – объяснила она любезно. – А тогда я вас ненавидела люто.

– А-а-а-а, – сказал я, – так это, наверное, потому, что видели во мне жениха? Который возьмет как овцу и повезет в свой хлев. Ну в смысле, овчарник. Овечник.

Она подумала, двинула плечами:

– Отчасти и так. Но все-таки вы сейчас намного приятнее. И не такой наглый. Мне сейчас вот показалось…

Она запнулась, в глазах метнулся испуг, затем щеки окрасились румянцем, ресницы часто-часто захлопали.

– Что показалось? – спросил я настороженно. – Перекреститесь, пройдет.

Она прошептала:

– Это дико, но… неужели нарочито старались показаться как можно более отвратительным?

Я спросил с наигранным удивлением, боюсь, заметным:

– Зачем это мне?

Она покачала головой, взгляд коричневых глаз был устремлен на меня с такой силой, что я ощутил, как начинают гореть щеки.

– Вам нужно было, – прошептала она, – чтобы я отказалась сама… И тогда принудите моего отца… Ну да, он был так рад, что спас меня! И даже не подумал, что договор с вами вообще-то неравноценен.

Я спросил уже без притворства:

– Леди Франка, что за дурость? Вы красивая, но не лезьте в дела мужские! Тоже мне, экономистка! Цивилизованные страны должны поощрять свободный въезд-выезд, права человека, обмен товарами и всякой там ненужной информацией… Мы, может быть, со временем интегрируемся в какой-нибудь Общий Рынок, ОПЕК или что-нить еще, даже общую конституцию примем… несмотря на отдельные сепаратистские, да…

Она даже не обратила внимания на мою речь, все пропало, зря старался и блистал умом. Эта дура не отрывает от меня гневного взора и видит насквозь, и хоть умных речей не понимает, зря мечу бисер, но ясно видит то, что под речами, ибо язык дан человеку, чтобы скрывать мысли, а она разглядела и то, что под мыслями.

– Леди Франка, – сказал я с досадой, – не надо умничать, а то и другие претенденты от вас откажутся…

это я шутю так, ну вы поняли. У нас, государственных мужей, все путем и все схвачено. Перед державами раскрывается сплошной путь… сплошного, можно сказать, процветания в экономике и сопредельных, а вы с личными вопросами! Нехорошо. Или вы против процветания?

Она покачала головой:

– Как вы меня обманули…

– Это не обман, – заверил я. – В конце концов все получают то, что хотели! Я – торговый договор и доступ к богатым железным рудникам, ваш отец – нехилого союзника, а также свободную торговлю без всяких пошлин, вы – свободу, которую так цените… а также возможность выйти замуж за того, кого изберете.

Ее губы дрогнули в невеселой усмешке:

– Да, все верно. Но все равно чувствую себя, словно меня привели на базар, осмотрели, ощупали и… не купили.

– Я гуманист, – заверил я. – Не могу брать в жены человека… тем более – женщину, которая мной не восторгается. А вы даже не прикинулись ни разу, что восторгаетесь! Как не стыдно, это же первая заповедь любой женщины: делать вид, что млеете от всех наших слов, что потрясены нашим умом, смелостью, отвагой и даже… хе-хе, внешними данными.

Она смотрела на меня в упор, глаза крупные и ясные. Я ощутил, как спина начинает краснеть от жгучего стыда, ну что я за свинья, но постарался смотреть ей в глаза по-рыцарски бараньим взглядом настоящего мужчины.

– У меня не было необходимости, – проронила она, не отводя взгляда.

Я оглядел ее с головы до ног.

– Что, ослепляете всех красотой?

– Нет, – ответила она серьезно, – королевских дочерей всегда отдают по расчету. На чем вы и сыграли.

Я ощутил, что спина горит уже как жар, от нее поднимается выше, и вот уже начинают краснеть щеки.

– Леди Франка, – взмолился я. – Разве не видите, что я избавил вас от себя, как вы и хотели? А договор вполне приемлемый. У вас все стабильно, а земли Армландии сейчас разорены… особенно на востоке, так что ваши купцы получат преимущество при беспошлинной!

Она спросила с недоверием:

– А в чем ваша выгода?

– Я ж рыцарь, – напомнил я. – Паладин!..

– И что?

– Забочусь не о себе, а о сирых…

Она махнула рукой:

– Бросьте. Паладин – это для себя, но когда во главе земель, то вы не всегда паладин.

– А кто? – спросил я настороженно.

– Самая что ни есть настоящая свинья, – проговорила она мстительно, глядя мне в глаза, – еще та свинья! Свинее которой и не бывает!

Я вздохнул, развел руками:

– Вы меня поймали, леди Франка. Сдаюсь. Могу я предложить чашечку чая?.. Только, чур, я сверху!

Она вскинула брови в изумлении.

– Я вас не поняла, сэр Ричард.

– Да это так, куртуазная поговорка, – объяснил я. – Сейчас по чашечке, а потом вдарим о политике. Что-то мне подсказывает, нам обоим здорово повезло в непоженатости… или в непоженимости? Дружба выше, не так ли?.. Вы меня, как друг, проводите и во двор?