Ричард Длинные Руки – оверлорд
Шрифт:
– Зачем? Зачем там отец Дитрих?
– В тех землях растет ересь, – сказал я твердо и насупил брови. – Там все еще сильно язычество и сатанинские культы демократов! Отец Дитрих сможет вырвать это дьявольское семя общечеловеков железной рукой инквизиции… а мой меч всегда будет ему в помощь.
Еще один инквизитор сказал нерешительно:
– Сэр Ричард говорит достаточно разумно. Мы везде должны укреплять церковь, где это возможно. Однако, как мне кажется, отец Дитрих важнее сейчас здесь.
– Там нужен священник высокого ранга, – сказал
Он кивнул:
– Да, я понимаю. Я предлагаю послать с сэром Ричардом святого отца Тития. Он как раз вернулся с важной миссией с Севера, и мы пока не подыскали ему достойной работы.
Я покачал головой.
– Святые отцы! Вы сами понимаете, как важно взаимопонимание между светской и церковной властью. Мы с отцом Дитрихом уже работали, притерлись, а с отцом Титием еще надо будет знакомиться, узнавать друг друга… и что, если не подружимся? Я понимаю, личные отношения не должны сказываться на работе, но… почему-то сказываются. Для вас это вряд ли открытие века.
Некоторые переглянулись, инквизиторы смотрят на меня без улыбок. Отец Феодосий морщился и бросал по сторонам взгляды, вроде того, что вы ж видите, с военными трудно разговаривать о высоком и духовном.
Отец Дитрих проговорил медленно:
– Сэру Ричарду нужно помочь, это ясно. Не так часто бывает, чтобы к нам обращались с такими просьбами. Чаще мы обиваем пороги дворцов, уговаривая властителей не забывать о церкви. Одновременно и для церкви сможем сделать кое-что важное! Даже помимо ее усиления. В последнее время появились ереси, что вообще отрицают существование Бога…
Я проворчал:
– Это не ереси, это похуже.
– Что? – спросил отец Феодосий недовольно.
– Атеизм, – объяснил я. – Это вера такая. Верят, что Бога нет.
Отец Дитрих перевел взгляд с одного на другого, его суровое лицо медленно прояснялось.
– Вообще-то… если при монастыре в самом деле открыть университет, то просвещенные монахи-богословы, знакомые с философией, сумеют лучше обосновать существование Господа Бога…
– Отец Дитрих, – сказал я серьезно, – университетские факультеты не этим должны заниматься! С того момента, как религия начинает искать помощи у философии, ее гибель неотвратима. Религия, как всякий абсолютизм, не должна оправдываться.
Он строго посмотрел на меня.
– Сын мой, это не оправдывание. Это объяснение, что…
Я покачал головой.
– Отец Дитрих, простите великодушно, что прерываю. Объяснение – уже уступка. И оправдывание. В университете будет чем заняться вместо того, чтобы искать оправдания для существования Творца. Одна только химия, что мне все учебу портила… то есть сейчас она пока еще в шкуре алхимии, чего стоит, проклятая! Но знать ее надо, увы. Другим, не мне. Я теперь лорд, мне можно не знать, уже не знать, как хорошо!.. Вот и будем готовить молодое поколение молодых и грамотных, но… не подлых! Этим и должна заниматься церковь. Чтоб получались умные и грамотные, но – не подлые! Это очень трудно, но такое
Он молчал, ошарашенный таким натиском, отцы-инквизиторы переглядывались. Я видел на лицах у одних одобрение, другие посматривали осуждающе.
Отец Дитрих спросил:
– Чем она должна заниматься, сын мой?
В его суровом голосе звучала ирония, мол, ну-ну, скажи нам, убеленным сединами, чем должна заниматься церковь. Я выпалил с излишней, видимо, страстностью:
– Я уже сказал, готовить не подлых! Умных, технически развитых, но не подлых!.. Неужели прогресс – это обязательно абсолютное недоверие друг к другу и страстное желание нагреть ближнего?
Воцарилось молчание. Все ощущают, что я одновременно полемизирую и с какой-то важной идеей, что входит в жизнь, неторопливо осмысливают, ощупывают, поворачивают так и эдак. Наконец, один из старейших инквизиторов произнес со вздохом:
– То, что я уловил, говорит о том, что сэр Ричард хотел бы заполучить грамотных монахов. И еще желает богословский факультет, что весьма важно… Сколько мы говорим, что малограмотные проповедники скорее дискредитируют учение Христа, чем его внедряют в массы! Эту беду можно если не избежать, то уменьшить….
Я поглядывал на отца Дитриха, держится скромно, и не подумать, что именно он – верховный инквизитор, потом вспомнил, что должность эта выборная, а кроме того, сейчас разбирается его случай, он просто обязан держаться нейтрально.
Я слушал внимательно, а когда священник остановился перевести дыхание, заговорил мягко:
– Святой отец, я полностью согласен со всеми этими догмами. Даже с этой заповедью Христа: «Что хочешь себе, то делай и другим», потому что я тоже молод и также хочу крутых перемен… хотя эта заповедь, конечно же… как бы мягче сказать, в общемировом культурном пласте… гм… весьма… даже очень весьма… нехороша.
Инквизитор насторожился, брови поползли на середину лба. В молчании откинулся на спинку кресла, взгляд стал острым и подозрительным.
– Сын мой, сомневаться в заповедях самого Иисуса Христа… это то же самое, что сомневаться в истине Господа.
– Христос не был Богом, – возразил я. – А богочеловечность означает, что в нем было много и от человека. Какая-то дурь, неистовость, какие-то наши слабости и заблуждения… Ведь даже очень хороший человек может совершить ужасные вещи, искренне полагая, что поступает правильно!
Я ощутил себя на острие множества взглядов, недоверчивых и колючих. Даже отец Дитрих смотрел на меня неотрывно, в нем проступил настоящий инквизитор.
– И в чем, сэр Ричард, – спросил он суховато, – вы усмотрели… ошибку Христа?
– Его отец, – сказал я, – дал людям заповедь: «Не делай другому то, чего не хочешь себе». Это простое и ясное правило, суть его в том, чтобы не вредить. Или хотя бы уменьшить количества вреда. Все мы, люди, не хотим себе вреда, не так ли?
Он кивнул. Лицо оставалось строгим, а взгляд настороженным.