Ричард Длинные Руки – принц-консорт
Шрифт:
Готфрид сказал тяжелым голосом:
— Если поторопиться провести коронацию, лорды могут заподозрить нас в нечестной игре. Это недопустимо!..
— Ну почему нечестной, — сказал я с тоской. — Просто изменившиеся обстоятельства велят реагировать несколько иначе…
Ульрих покачал головой, а Готфрид произнес тем же громыхающе твердым голосом:
— Никакие обстоятельства не могут изменить наши принципы верности и чести.
— Полностью поддерживаю, — сказал Ульрих. — Дорогой Готфрид?
Готфрид кивнул, глядя ему в глаза.
— Я отправлюсь
— На ночь глядя? — спросил я.
Он коротко усмехнулся.
— Сын мой, разве ты поступаешь не так?
У меня вертелось на языке, что я моложе и сильнее, но сказать такое герцогу — смертельно оскорбить, он никогда не признает себя слабее и мечтает красиво умереть в бою или просто на полном скаку навстречу ветру.
— Знаете, — сказал я, — а перемена вашего решения никак не связана с тем бредом служителей оккульта?
Они переглянулись, герцог Ульрих спросил вежливо:
— Каким именно?
— Впервые слышу, — сказал и герцог Готфрид.
Мне показалось, что первый чуть замялся с ответом, а второй смотрит слишком прямо и твердо, словно старательно убеждает, что не врет. Скорее всего так и есть, однако пуганая ворона и муравьев боится, я смотрел на обоих и не знал, что сказать.
— Есть дурацкое предсказание, — сообщил я, — что касается выборов. Но даже если бы оно было реальным, то я знаю несколько вариантов, чтобы провести выборы и не вызвать катастрофу.
Герцог Ульрих покачал головой.
— Не слыхал ни о каком предсказании.
А Готфрид шагнул ко мне, огромный и массивный, крепко обнял и сказал на ухо:
— Лучший король на свете — это ты!
Глава 13
Ночью пришла Азагердия, все такая же бледная и жертвенно покорная. Первым моим желанием было отослать ее взад, не до утех, вся кровь собралась в голове и разламывает череп, мысли такие злые и суматошные, словно у дурака какого, кто мне только и подбросил…
Она удивленно посмотрела на меня, я за столом и в одежде, даже сапоги еще не снял, прошелестела встревоженно:
— Ваше высочество, я что-то должна делать?
— Да, — ответил я. — Лечь, повернуться к стене и спать.
— Но…
— Обойдетесь, — оборвал я. — Леди, лучше спите! Для вас безопаснее. Я сейчас весьма зол. У меня сейчас совсем другие желания.
Она сказала с готовностью жертвы:
— Только скажите!
— Пойти перебить всех в Ордене Марешаля, — сказал я зло, — выстроить флот и проложить железную дорогу!
— Поняла, — произнесла она торопливо. — Сплю, сплю…
Поспешно легла, отвернулась и затихла, а я даже не посмотрел на шикарную лиру зада, в черепе стучат молотки, а за металлической решеткой на окне носятся нетопыри и злорадно скалят белые зубы, в то время как глаза зловеще горят красным.
Потом зашумел дождь, но тихий и ласковый, воздух стал влажным, словно я уже плаваю по морю, я посопел, но все равно не засну, не стоит и ложиться, а только ради утех… нет, это мелкая радость плебеев.
Утром сэр Жерар
Я все еще за столом, передо мной куча подписанных бумаг, указов, распоряжений, а еще коричневые круги на столешнице от чашек кофе.
— Ваше высочество, — вскрикнул он с порога, — ваше высочество!
— Ну? — сказал я угрюмо.
— Герцог Готфрид, — сказал он, — это верно, что отбыл из Геннегау?
— И даже из Сен-Мари, — ответил я веско. — И что? Крайне важные дела заставили герцога срочно отправиться в королевство Турнедо. Крайне важные!
Жерар охнул.
— Зачем? В такое время…
— Он трудится во славу, — заявил я твердо и посмотрел на него бычьим взглядом. — И во имя. Дабы вот!
Он спросил торопливо:
— Однако как же выборы?
Дверь открылась, молчаливый Ульман пропустил в кабинет ряд высших лордов Тайного Совета, включая и новопринятых стальграфа и рейнграфа.
Я жестом поприветствовал их и сказал с гранитной твердостью:
— Не понимаю, что за беспокойство? Отъезд герцога Готфрида по важным государственным делам ничуть не нарушает наши планы. А также не мешает нашей уверенной поступи к! Более того, наш чеканный шаг вперед и дальше лишь говорит о целостности и непокобелимости нашего демократического общества с его приверженностью к важнейшим либеральным ценностям просвещенного тоталитаризма.
Они слушают внимательно, помалкивают, только сэр Жерар на правах государственного секретаря уточнил:
— Он успеет вернуться? Или выборы пройдут без герцога Готфрида?
— Герцог уверен в нас, — отрубил я. — Он знает, что мы все проголосуем честно и только за того кандидата, который принесет мир и счастье королевству!.. Герцог не один, кстати, кто отсутствует, но это же не мешает нам делать то, что задумали?
В кабинете встревоженные лица начали светлеть, люди зашевелились, явно чувствуя облегчение, не зря приехали в такую даль, тихонько переговариваются, на меня поглядывают вроде бы с одобрением, дескать, молодец, гнет свою линию, ничто его не останавливает…
Жерар кашлянул и сказал тихонько:
— Тогда все, не будем вам мешать. Все возникшие вопросы решим сами. Ваше высочество…
— Лорды, — ответил я.
В двери неслышно проскользнула служанка с охапкой березовых поленьев, свалила их возле камина и быстро разожгла бересту и щепочки, воздух во дворце сырой, нужно поскорее просушить.
Вскоре там загудело пламя, а она, наклонившись ниже, чем необходимо, тщательно помешала горящие поленья длинной кочергой. Платье из тонкого полотна прекрасно обрисовывает вздернутые ягодицы, но я лишь скользнул взглядом и, отметив, что да, жопа хороша, так и просится в жадные мужские ладони, тут же перевел взгляд на указы, в моем случае не приходится даже бороться с вожделением, когда вот так на душе и в королевстве тревожно, даже паладину ох как легко воздерживаться, когда само воздерживается.