Ричард Длинные Руки – принц короны
Шрифт:
— Ну… она как бы ваша невеста.
Я прошипел яростно:
— С какого перепугу?.. Кто такое сказал? Что за идеи такие дикие? Да я такого раздеру собственными руками!
Он в неловкости развел руками.
— Как бы подразумевается, ваше высочество.
— С чего вдруг?
Он пояснил шепотом:
— Вы здесь верховный лорд среди мужчин, она — дочь императора, у нее самый высокий статус среди женщин. Вот и получается, ваше высочество, что вы как бы…
— Ничего из этого не следует, — отрезал я, — и тем более не
Он напомнил еще тише:
— А ваше обещание жениться на принцессе… если переживем звезду Маркус?
Я сказал, едва не лязгая зубами:
— Сказал, чтобы от вас, дураков, отвязаться. Ясно же, мир после Маркуса не будет прежним. И все обязательства, что даем сейчас, будут автоматически расторгнуты в тот час, когда земля вздыбится, когда города и королевства обратятся в пыль, а на их месте вырастут горы или возникнут моря.
Он помрачнел, перекрестился, даже вздохнул горестно, но сказал с предельным легкомыслием:
— Ну, до лета еще дожить надо!.. Полгода еще… За это время, даст Бог, что-то и образуется.
Я едва не лопнул от злости и разочарования. Что-то образуется! Само. До лета еще дожить надо. Ага, еще столько дней!.. Что за народ? Или это такая самозащита, все время помнить о грядущей гибели — это уже сейчас можно сложить лапки и помереть заранее.
И вообще, все мы умрем, это знаем умом, но не верим, ибо в таком случае нужно лечь и умереть уже сейчас, ведь все равно все напрасно, так не стоит чего-то и добиваться.
— Знаете, граф, — сказал я другим тоном, — вы в чем-то правы. Падать духом нельзя. Надо жить всему назло. И радоваться. Но насчет Аскланделлы зарубите на своем аристократическом носу, я на таких не женюсь.
— А если династический брак?
— С какой стати? — сказал я уязвленно. — Я не настолько слаб. Может быть, где-то и в чем-то, но вам не признаюсь и подпорку в виде жены искать не буду. От Аскланделлы избавимся, как только появится безопасный канал транспортировки ее к императору.
Он посмотрел внимательно, вздохнул.
— Странно это.
— Что?
— Мунтвиг отказался, — проговорил он в раздумье, — вы отказываетесь… В чем дело? Принцесса выглядит совершенством. И умна, и образованна, о красоте вообще можно не говорить, видно…
Я буркнул:
— Да какая разница? Мне лично она не по ндраву.
— Кажется, — сказал он и посмотрел на меня с жалостью, — догадываюсь, в чем дело, хотя предпочел бы не догадываться.
Я сказал враждебно:
— В чем дело?
— Она безупречна, — сообщил он. — А кто из нас терпит рядом кого-то безупречнее себя? Женщина должна быть милой и глупой, это наше общее требование. Кто-то позволяет быть еще и умной, но если только уверен, что сам умнее…
Я сказал в раздражении:
— Считаете, две безупречности должны обязательно подраться? Да и не считаю принцессу безупречной. Она не безупречна уже тем, что безупречна. Безупречность раздражает!..
Он
— Понял-понял. Безупречны на свете только вы, ваше высочество. Именно тем, что небезупречны. Даже далеко небезупречны. Очень даже небезупречны…
— Граф, — сказал я с угрозой, — вы так договоритесь до чего-то очень даже такого… Вернемся к столу, на обед у нас карта с огромным пирогом для дележа.
Глава 3
В каждом зале на возвышении, к которому ведут две-три ступеньки, всегда находится тронное кресло. Иногда роскошное, иногда очень роскошное, иной раз торжественное или помпезное.
В обеденном проще всего: два кресла с высокими спинками, выделяющими их из общей массы, на небольшом возвышении, именно небольшом, иначе придется наклоняться к далекой тарелке.
Принц Сандорин церемонно встречает Аскланделлу в коридоре у двери ее покоев, дальше она величаво двигается через залы, сопровождаемая тремя фрейлинами королевской крови, а у входа все шествие останавливается и смотрит требовательно на меня, которой встает, вынужденно улыбаясь и скрипя зубами, спешит навстречу императорской дочери и, подав ей руку, ведет к креслу, расположенному от меня справа.
Принц Сандорин по титулу занимает место за столом всегда рядом с Аскланделлой, так что она оказывается между двумя принцами, от меня слева обычно садится Альбрехт, хотя здесь есть три герцога, но Альбрехт еще и вице-канцлер, потому вот сейчас он опустился в кресло и шепнул мне тихонько, косясь на Аскланделлу:
— Ну вот, ваше высочество, а вы говорили, что у вас с Мунтвигом нет ничего общего.
Я прошипел:
— Вы у нас вице-канцлер? Вот и вицеканцлеруйте, а не хи-хи стройте. Мне и без вашего хи-хи тошно.
— Ваше высочество, — сказал он тихонько. — Как можно? Разум без благоразумия — двойное безумие.
Я спросил с подозрением:
— А это к чему?
— Не знаю, — признался он. — Просто звучит мило. И красиво. А я люблю все красивое. А вы?
— Все некрасивое, — огрызнулся я и повернулся к Аскланделле: — Ваше высочество, хорошо ли спалось?
Она чуть повернула голову, спокойный взгляд ясных глаз коснулся меня с ощущением привычного холодка, но в зале достаточно натоплено, так что да, ощущение даже приятное.
— Вас это удивит, принц… но я всегда сплю хорошо и покойно.
— И никакие греховные мысли не посещают? — спросил я. — Даже в самом глубоком сне?
Она ответила с холодком:
— Не посещают, принц. А ваши вопросы непристойны и неуместны.
— Простите, — сказал я искренне, в самом деле дурак, даже самому непонятно, с чего вдруг захотелось уесть, а получилось, словно щенок попытался укусить промерзшую на вековом холоде гранитную скалу. — У меня, знаете ли, артистическая натура, импульсивная, творческая, романтическая, потом иногда сам не понимаю, что творю и что говорю…