Ричард Львиное Сердце: Поющий король
Шрифт:
— Нет, не можете, ваше величество. Крест пророка Исы [75] добыт Салах-ад-Дином в кровопролитном сражении и только в сражении может быть утерян. Впрочем…
— Что «впрочем»?
— Однажды брат говорил, что мечтал бы вместе с вами воевать на Востоке, завоевать Персию, Индию… Но при условии, что вы принесете ему присягу. Тогда он готов был бы отдать вам и Крест пророка Исы. А также и Наблус и Аль-Коде Иерусалим.
Ричард долгое время молчал, обдумывая ответ. Наконец вежливо произнес:
75
Пророк Иса — в мусульманской
— Передайте любезному Саладину, что Святой Крест Господень, Святой Гроб Господень и все Иерусалимское королевство захвачены Саладином с бою, и точно так же я, король Ричард, намерен возвратить все эти святыни. И лишь когда я это совершу, я согласен идти воевать в Персию, в Индию, куда угодно, бок о бок с блистательным султаном Египта и всея Сирии, но при условии, что он мне принесет присягу.
Мафаиддин сокрушенно развел руками, но видно было, что такой ответ понравился ему и понравится Саладину. Потом они долго беседовали, и Ричард чувствовал, как его болезнь отступает от общения с братом Саладина. Когда Мафаиддин ушел, Ричард долго пребывал в задумчивости, мечтая о том, как он вместе с Саладином пойдет покорять Персию и Индию. Из мечтательной задумчивости его вывел явившийся Меркадье, который поведал о сегодняшней битве подданных короля Франции с защитниками крепости, разгоревшейся возле Проклятой башни. В этой битве погиб один из лучших маршалов Филиппа-Августа, Обри Клеман.
— Бедный Филу, — искренне пожалел бывшего друга Ричард. — У него так мало преданных людей. Потеря Клемана будет невосполнимой. Как бы это не стало поводом для возвращения в Париж.
Потом Ричарду принесли письма. Первое было от Беренгарии, которая спокойно обитала в Триполи, где все ее холят и лелеют, но она нестерпимо скучает по своему сердцу, оставшемуся на холмах Казал-Эмбера. Другое письмо было от Робера де Шомона. Верный коннетабль тамплиеров сообщал о том, что он принялся заново благоустраивать Базилею Кефалию. Полюбившийся дворец пострадал от легкого землетрясения, тряханувшего Кипр накануне Петрова поста, но уже начались работы по восстановлению здания. Мало того, Робер намерен обнести его со всех сторон еще длинными рядами колонн, которые будут поддерживать крыши новых внешних пристроек.
— Саладин? — пробормотал Ричард с усмешкой. — О нет! Беранжера! И еще Робер! Только их я люблю.
И он сел писать им ответные письма.
Глава двадцать вторая
ИЕРУСАЛИМ-СЮР-МЕР
Известие о том, что Саладин вел тайные переговоры не только с Ричардом, но и с королем Франции, переданное через нескольких осведомителей, дошло до короля Англии, когда он окончательно выздоровел, в первых числах июля. И ему было хуже от этого известия, нежели от леонардии. Саладин тоже предал его! Неужто в этом мире никому нельзя верить? Неужто и Беранжера способна обманывать? А Робер? Нет, Робер не может.
Все сразу стало противно — и эта нестерпимая жара, и эти стены Сен-Жан-д’Акра, которые надобно полностью снести с лица Святой Земли, и все, что еще так недавно было овеяно светом грядущей славы.
Треть лагеря была свалена болезнью, но две другие трети король Англии повел за собой на решительный приступ. Филипп-Август тем временем руководил действиями своих осадных машин и развлекался стрельбой из арбалета, метко сбивая стрелами защитников Акры с крепостных стен и башен. Он был в трауре по Обри Клеману, но, увидев, что выздоровевший Ричард ведет свои полки на бой, велел тотчас отменить траур и тоже выступать. Следом за ним двинулся со своими немцами и герцог Австрии Леопольд. Все крестовое воинство поднялось и двинулось на самый решительный приступ.
Ровно месяц прошел с того дня, когда Ричард и Саладин повстречались
— А что, мне это нравится! — смеялся он. — Я давно мечтаю повоевать не против Саладина, а бок о бок с ним. Ну что ты так смотришь на меня, Филу? Неужто не понимаешь, что я шучу?
— Какие тут могут быть шуточки! — резко и угрюмо возразил Филипп-Август. — Мы как никогда близки к цели. Время, когда Саладин мог выдвигать условия, миновало. Либо он без боя отводит все свои войска за Иордан, либо пусть пеняет на себя.
— В общем-то верно, — перестав смеяться, кивнул Ричард. — Если нам очень понадобится Персия, мы завоюем ее и без Саладина. Только на кой черт она нам сдалась? Мы не принимаем никаких условий.
Послы вернулись снова ни с чем, и боевые действия возобновились. В тот же день в лагерь под Акрой пришли войска, ведомые Конрадом Монферратским. Численность нападающих на Сен-Жан-д’Акр крестоносцев стала такою, какою не была никогда за все два года тяжелой и трудной осады. Теперь уже ни у кого не оставалось сомнения, что город обречен и если не считанные часы, то считанные дни остаются до его взятия. Одиннадцатого июля наконец было заключено соглашение о сдаче Акры. Начальники крепости подписали условия, выдвинутые Ричардом и Филиппом-Августом: город целиком и полностью отдавался в руки крестоносцев со всем своим серебром, золотом, оружием, продовольствием, кораблями, лошадьми, скотом. Жители города имели право покинуть Акру с небольшим количеством скарба, но не раньше, чем Саладин передаст Ричарду и Филиппу Честной Крест, полторы тысячи пленников-христиан и двести тысяч безантов. Гарнизон крепости освобождался, за исключением сотни самых знатных военачальников, в число которых попадали Каракуш и его правая рука Маштуб. Братьев Саладина Ричард приказал отпустить. Все мусульмане, которые должны были остаться в Акре, объявлялись заложниками до тех пор, пока Саладин не выполнит все условия.
Торжественный день наступил. Ранним теплым утром двенадцатого июля ворота города распахнулись и крестоносцы стали входить в Иерусалим-сюр-мер. Первыми вошли полки Конрада Монферратского. Затем двинулись французы Филиппа-Августа, который сумел-таки доказать, что, покуда Ричард был свален леонардией, именно он, Филипп-Август, добился такого мощного обложения города крестоносным воинством. Австрийский герцог Леопольд фон Остеррайх, пользуясь дружбой с Филиппом-Августом, сумел провести своих австрийцев вместе с французами короля Франции. И лишь после этого в Иерусалим-сюр-мер вошел Ричард верхом на своем великолепном Фовеле. Не боясь гнева епископа Бове, он высоко вздымал над собой знамя с Чашей Святого Грааля и надписью о том, кто сможет увидеть Бога.
Странно, но он почему-то не чувствовал той радости, о которой так долго мечтал. Первые дни под стенами Сен-Жан-д’Акра были гораздо счастливее, чем сей великий день торжества крестоносного воинства. Оттого ли, что рядом не было Беренгарии? Или оттого, что Ричард немного разочаровался в Саладине?
Кстати, Саладин поначалу разъярился, узнав, на каких условиях Каракуш согласился сдать крепость, и лишь сегодня на грамоте о соглашении появилась подпись египетского султана. Лагерь Саладина за рекой Бел спешно снимался, и было известно, что сам султан уже ускакал в Галилею.