Ричард Львиное Сердце
Шрифт:
Крестовые походы были вызваны руководящими силами глубокого средневековья — религиозным восторгом и рыцарством, с его феодальным хаосом, земельным хозяйством и закрепощением масс. Они окончились крушением папства и феодализма, подъемом основных сил новой истории — светской власти или монархизма и третьего чина или среднего, городского сословия, с его свободою коммун, с его денежным хозяйством или движимой собственностью. Таков был полный переворот политический и общественноэкономический. Едва ли не важнее было культурное превращение. Западный европеец, мнивший себя избранником Божиим, несмотря на свое монастырское и замковое убожество, натолкнулся на неведомый великий мир цивилизации. Пред ним встал старший брат — сравнительно высокая арабская культура, с прямыми остатками античности в греческих землях. Она уже дала тогда такие образцы ума и человеческого достоинства, как Аверроэс и Саладин. Крестоносец был смущен и побит даже более умелой тактикой и политикой ислама: он смирился. Нет ничего выше самосознания, этого раскаяния народов! С глаз западного европейца спала пелена, застилавшая этот мир из-за
И вот под конец перед нами встают величавые картины как прообразы наших дней. Зарождается национальное самосознание и благородная гордость личности. Люди восстают против папского всемогущества и мудрствуют лукаво в ересях. Прорастают семена возрождения и гуманизма, побивающего церковную схоластику. Начинается искание новых торговых путей, эта подготовка Колумбов и конкистадоров. И под злую насмешку поэта-мастерового слагаются такие типы, как папа в волчьей шкуре, рыцарь-разбойник и разные предтечи Дон-Кихота.
С этой точки зрения нечего смущаться и восточным вопросом, который иногда ставится вовсе не на приход крестовым походам. Господин Успенский говорит, что они «оставили Западной Европе тяжелое бремя в восточном вопросе, который требует от неё новых жертв и служит препятствием к её дальнейшим успехам на пути развития». Он имеет в виду специально восточный вопрос, возникший около половины 19-го века. Это — одна из жалких форм национального соперничества. Но в том обобщении, которое видно в словах же почтенного профессора, этот вопрос имеет другой смысл. Иначе пришлось бы отрицать мировое культурное значение того влияния, которое оказал в древней истории Восток на Элладу и Рим (для последних, смеем думать, это — тоже был свой восточный вопрос).
Таков великий приход крестовых походов в исторической перспективе. Он нисколько не противоречит тому, что непосредственно для самих крестоносцев ничего не было, кроме убытков. Иначе и быть не могло при крупных недостатках европейского ополчения. Сами крестоносцы вполне разочаровались: сколько ни возились они в святой земле, всё вышло вопреки их желаниям и усилиям. Эти самоотверженные и столь искусные в одиночку рыцари были как масса выбиты из седла восточными наездниками. И тут виновата не одна неразвитость крестоносцев. История полна примеров невозможности крупных предприятий при многих участниках: довольно таких поучительных примеров на наших глазах, как Гаагская конференция и усмирение Китая. Понятно, что крестоносцы шли не разом, а по частям, случайно. А достигнув цели, они больше воевали между собой, чем с «неверными». Нации и отдельные герои были на ножах между собой: Венеция и Генуя жестоко оспаривали взаимные выгоды; туземные, сирийские христиане, составившие вскоре особую породу людей, враждовали с пришельцами-спасителями, которые хотели поработить спасаемых. А чего стоили козни благочестивейшей Византии против крестоносцев? И какая же голова была тогда настолько светла, чтобы задумываться о колониальном вопросе, — мысль, которая опять под влиянием крестовых походов начала мелькать в мемуарах 14-го века?
Все сказанное мы увидим наглядно в истории третьего крестового похода, к которому относится наш роман. Но для лучшего понимания того и другого обрисуем в общих чертах начало эпохи и личность нашего героя, Ричарда Львиное Сердце.
II. Первые два похода
«По мне, причина крестовых походов — такое же религиозное движение, как Реформация, и гораздо в меньшей степени политика», — говорит Стёббс. Он имеет в виду начало величавого явления. Конечно, и тогда были рядом другие побуждения с преобладанием вездесущей экономики. Помимо благочестия и, главное, отпущения грехов, жажда приключений и драки, надежда пресытиться сказочными наслаждениями, сокровищами и богатствами Востока, освобождение от крепостничества и податей, а для преступников — и от казни, отсрочка долгов — всё влекло западного христианина вдаль. Всем казалось, что нашелся выход из давней тяготы и беспросветного горя: снаряжались в поход, как переселенцы, с семьями и домашним скарбом. Волной подымался ошалелый народ. «Отец не смел удерживать сына, жена — мужа, господин — раба», — говорит очевидец. Снаряжались даже женщины и дети. Но эти-то походы целых армий детей, не исключая девочек (а не отдельных гимназистов, бегущих спасать буров), — самое красноречивое и небывалое проявление церковного романтизма той поры. За исключением религиозных войн в начале истории ислама, мы не знаем другого подобного примера религиозной восторженности.
Причина явления ясна, и она сразу проливает яркий свет на значение возрождения античной цивилизации, к которому привели крестовые походы в конце концов. До 10-го века на Западе, благодаря Испании и Византии, ещё хранились зачатки светскости, реализм античных наук и искусств. Но в 11-м веке классицизм падает под влиянием разрыва с Византией и феодальных смут: по латинской поговорке, «среди грома оружия искусства замолкают». И вот в христианство вторгаются материалистические понятия, нравы ожесточаются, женщина превращается в рабу и ведьму. Папа, унизивший [131] римско-немецкого императора Генриха IV в Каноссе, становится царем царей, ибо он сделался властителем душ фанатичных поколений. Под влиянием Григория VII иерархия превращается в могучий организм, оторванный от жизни, и проповедует аскетизм. Человек совсем разрывает с классическими преданиями; мир населяется отшельниками, колдунами и пророками. Довольно было малейшей причины — и появились чудеса и знаменья, разнеслась молва, будто воскрес сам Карл Великий.
131
Григорий VII воспользовался тяжелой борьбой императора Генриха IV с саксонцами и крамолой его немецких феодалов, а главное — духом времени. Когда созванный Генрихом собор немецких иерархов объявил его низложенным, папа отлучил соперника от церкви, что означало и освобождение подданных от присяги. И подданные в ужасе отшатнулись от проклятого, а феодалы даже заточили его в замок. Генрих просил пощады. Но Григорий сказал, что простит его только тогда, когда «король станет обращаться с церковью не как со служанкой, а как с госпожой». Генрих явился в тосканский замок Каноссу в разгар зимы. Здесь он, босой, без шапки, во власянице, три дня стоял, не евши и обливаясь слезами, перед воротами на глазах у безжалостного папы (1077). Вот верх могущества папства и весь тот дух, который вскоре создал крестоносцев!
А причина была немаленькая. Восток действительно становился грозным. К концу 11-го века выступил на сцену восточный вопрос почище нынешнего. Дело было уже не в арабах, владычество которых падало и в Испании, и в Италии, а в общем подъеме такой могучей силы, как ислам. Исчезали даровитые, образованные арабы, зато ислам выдвинул полудиких, но свежих физически и многочисленных турок разных племен. К 1058 году багдадским халифатом овладела та их отрасль, которую называли сельджуками.
Эти завоеватели захватили всю Переднюю Азию, и перед их флотом уже трепетала Византия. Рядом с ними, в Египте, окрепла другая отрасль ислама — исмаилиты, благодаря тоже притоку свежих сил в лице курдов и их знаменитого вождя Саладина.
Сельджуки были отважные воины, исмаилиты — хитрые, искусные дипломаты и фанатики. Эти редкие свойства исмаилитов особенно воплотились в их азиатском владении — в Аламуте, или Орлином Гнезде, на высотах у южных берегов Каспия. Это — ассасины, род ордена, основанного столетним старцем Хасаном. Этот злой, коварный честолюбец, передавший преемникам звание Старца Гор, собирал молодежь и опаивал её гашишем. Эта дружина «федавиев», или самоотверженных, с собственными знаками и обрядами, по одному слову Старца, с ловкостью тигра совершала загадочные убийства и умирала под пыткой, не проронив слова. Пользуясь изумительным шпионством и голубиной почтой, Старец чудесным образом исполнял все свои кровавые замыслы. На Западе «ассасин» стал означать убийцу. В течение двухсот лет ассасины были грозой особенно христиан и своих соседей, сельджуков. Перед самым началом крестовых походов ассасины перенесли свою столицу на неприступные скалы Ливана. Только монголам удалось одолеть их: они перебили их всех, до детей в колыбели (1256 г.).
Силу ислама подрывали только внутренние раздоры [132] . Сельджуки и исмаилиты были на ножах между собой: первые были суннитами [133] , вторые — шиитами. Сами сельджуки распадались на множество султанатов, владельцы которых знать не хотели багдадского халифа и старались поглотить друг друга. Оттого-то уже папа Григорий VII, став главой всего Запада, мечтал, захватив Византию, истребить турок. Вскоре после него сам император этой Восточной Римской империи обратился в Рим с просьбой о помощи. Алексею Комнину приходилось плохо от турок. Они уже заняли флотом Босфор и вошли в сношения со своими соплеменниками, печенегами, которые доходили с севера почти до Византии. Алексей послал грамоты о помощи к половцам, соперникам, хотя и родичам печенегов, а также к русским князьям и к графу фландрскому. Последнему он писал: «Мы предпочитаем быть под властью ваших латинян, чем под игом язычников». Комнин писал и папе, намекая на соединение греческой и латинской церквей. Помощь пока получилась только от половцев да от Василька Ростиславича, которые уничтожили печенегов (1091 г.).
132
В исламе возник раскол со смертью Мухаммеда. Его любимец, муж его дочери Фатимы Али, строго держался Корана и отвергал возникшую тогда сунну, или предание, — изустные изречения, слышанные будто бы «матерью правоверных», женой пророка, Айшой.
133
Сунниты(в странах распространения ислама сунниты составляют большинство — турки, татары, арабы) объявили приверженцев Али шиитами, или раскольниками (государственная религия в Иране, Йемене, Южном Ираке). Средоточием шиитства стали египетские исмаилиты, производившие себя от Исмаила (старшего сына 6-го шиитского имама). А вождями их стали фатимиды, происходившие от Фатимы и Али. Их низверг Саладин.
Относительно же Запада крестовые походы привели Византию лишь к пущему разладу. Рознь между этими двумя половинами Европы началась с самого основания Константинополя в 4-м веке: недаром же он и был основан. Она разгоралась по мере развития иконоборства в Византии и папства в Риме. Византия презрительно смотрела на папу как на своего ослушника, а на западного римского императора как на похитителя своего престола. Император же везде подставлял ей ногу и отбирал у неё остатки Италии. А борьба с папством привела к ненависти между двумя мирами Европы: в 1054 году восточная церковь окончательно отделилась от западной. Этот раскол в христианстве привел и к политической вражде, тем более что Алексей Комнин имел неосторожность напомнить Западу (в письме к графу фландрскому) «о бесчисленных богатствах и драгоценностях, которые скоплены в столице нашей».