Ричард Львиное Сердце

Измайлова Ирина Александровна

— Ступай в каюту, жена! — Эдгар поймал себя на том, что говорит с какой-то деланной суровостью. — Оставайся там и вели Луизе тоже не высовываться на палубу. Возможно, будет сражение.

— Я поняла, — кивнула головой Мария. — Но коли так, то почему же ты гонишь своего оруженосца? Я тоже надену шлем, кольчугу и возьму арбалет. Ты же знаешь, как хорошо я стреляю. Правда, прежде только луком, но когда мы стояли лагерем под Птолемиадой, королева Элеонора научила меня обращаться с арбалетом.

— Я очень этому рад, — едва скрывая напряжение, проговорил Эдгар. — Но не забывай, малыш Ксавье, что у нас

с тобой сын, за которым надо будет присмотреть.

— Так Луиза и присмотрит! Ведь для нас главное — защитить его, да?

— Это главное для меня! А для тебя главное — повиноваться мужу.

Теперь его голос прозвучал уже гневно, и Мария не стала спорить. Они вместе вошли в каюту, где молодая кормилица, ещё ничего не подозревавшая, спокойно кормила проснувшегося малыша.

В это время Вилли Рыжий снова встал к рулю и, отдав несколько приказаний матросам, немного изменил направление движения корабля.

Фридрих тоже оставался на корме, не спеша идти за своими доспехами — он умел надевать их очень быстро. Кроме того, действия Вильгельма подсказали Тельрамунду, что у кормчего возник какой-то план.

— Что ты затеял? — спросил он, переходя на немецкий.

— Хочу попробовать обмануть этих уродов, чтоб их Левиафан слопал! — ответил кормчий, усмехаясь. — Было бы чуть-чуть побольше ветра — я бы не сомневался в успехе. Вскоре, думаю, ветер усилится, но до этого времени уже нужно управиться. Будь я проклят! Эти медузы рогатые плывут очень быстро!

— Галера-то сарацинская, — спокойно заметил барон, из-под ладони рассматривая догоняющее их судно. — Теперь я это ясно вижу: и форма кормы, и вёсла, всё их выдаёт. Странно! Сарацинские пираты — народ опытный. По осадке нашего когга они бы должны понять, что он не нагружен товарами — идёт налегке. Для чего же мы им сдались? Рабов заполучить? Так ведь корабль, набравший на борт паломников, тоже сидел бы глубоко. Нас тут раза в три меньше, чем бывает, когда едут пилигримы. Ты как думаешь?

Вильгельм сердито сплюнул себе под ноги, что делал только в самом крайнем раздражении.

— Откуда же мне знать, что на уме у пиратов, а тем более — у нехристей? Моё дело — постараться накормить ими акул.

— И как ты собираешься это сделать? — сощурившись, спросил рыцарь. — От ветра пока и впрямь толку мало, не то твой когг легко ушёл бы от этой гребной лохани. По-моему, драки не избежать.

— Поглядим! — пожал плечами бывалый мореход. — Я никогда не против подраться. Но пиратов наверняка не меньше восьмидесяти задниц, а нас, считая воинов, матросов, вашу милость, господина Эдгара и меня, всего тридцать пять. Оно бы и немало, поскольку морские головорезы горазды только орать, а дерутся так себе. Тем более сарацины. Но вот малыш нашего рыцаря... Не хотелось бы, чтоб ему грозила опасность, а в драке ведь всякое бывает.

Фридрих усмехнулся:

— Ишь расчувствовался! Раз уж они потащили младенца в такое путешествие, то знали, на что идут. С другой стороны, я бы тоже не оставил его в Акре — кто знает, что там будет через год, два, три?

— А у меня там двое остались, господин барон, — спокойно напомнил Вилли.

— Сравнил! — махнул рукой Тельрамунд. — Дети кормчего — и сын рыцаря, да ещё рыцаря, прославившегося в войне с мусульманами! Эти бестии никогда

не прощают тех, кто их посрамил. А мстят они (может, ты слышал) до седьмого колена. Так что сын их врага для них — тоже враг. Однако ты мне скажешь наконец, что затеял, селёдка ты белобрысая? Тьфу! Из-за тебя и я стал сыпать всякими мокрыми словами...

Вилли добродушно рассмеялся, кажется ничуть не обидевшись на «селёдку». И указал рукой на темнеющий вдали горизонт.

— Видите?

— Что? — не понял барон. — Место, где небо подходит к земле? Вижу. Всю жизнь не могу понять, почему мир так велик, а до его края, вроде бы, так близко. И что я должен там увидеть?

— Вон те тёмные пятнышки, — ответил кормчий и снова перекинул руль, отчего громадный парус когга вдруг «поймал ветер» и сразу надулся сильнее, а само судно вздрогнуло, будто проснувшись, и резвее заскользило по изумрудной воде.

— Вижу пятнышки, — кивнул Фридрих. — Это что? Острова?

— Да, ваша милость. Всего их четыре. Небольшие такие островки. Но на одном даже есть пресная вода — мне случалось там наполнять свои бочки.

Фридрих видел лукавую ухмылку моряка, понял: Вилли Рыжий рассчитывает уйти от битвы с пиратами, превосходящими их числом. И, при всей своей воинственности, знаменитый рыцарь отлично понимал, что это было бы наилучшим выходом. Раз гонятся за коггом сарацины, то у них наверняка при себе большие мощные луки, которые по дальности боя лишь чуть-чуть уступают знаменитым норманнским лукам. А в этом случае преследователи достанут когг стрелами раньше, чем его арбалетчики, в свою очередь, сумеют обстрелять их. Правда, крепкие борта — неплохая защита, да и щиты у франков надёжные. Но стреляя непрерывно, пираты смогут подойти к парусному судну вплотную, а тогда...

— Так чем нам помогут твои островки? — с прежним недоумением спросил барон. — Не думаешь ведь ты за ними спрятаться?

— Поглядим! — снова ухмыльнулся Вилли. — Только бы до них дотянуть.

Новое движение руля — и снова парус напрягся, ускорив движение корабля.

Галера шла за ними со всей скоростью, на какую была способна. На ней не было парусов, и пираты отлично понимали: стоит подняться ветру — и быстроходный когг станет для них недосягаем.

Спустя час можно было уже хорошо рассмотреть преследователей. Длинное гребное судно было действительно арабское, мощное и достаточно лёгкое на ходу. Вёслами орудовали не менее пятидесяти гребцов, и целый строй блистающих кольчугами лучников виднелся на носу. Если раньше ещё можно было сомневаться в намерениях преследователей, то сейчас сомнений уже не оставалось.

Эдгар, в полном воинском облачении, с мечом у пояса и арбалетом в руке, показался на палубе и вновь поднялся на кормовую надстройку.

— Вилли, как думаешь, они уже услышат меня, если я им крикну? — спросил он кормчего.

— Ветер к нам, так что мы их уже мошем слюшайт, — ответил Вильгельм. — Они нас мошет тоже — это как ви будет кричать. В море тихо-тихо — мошет и услишат?

Молодой рыцарь сложил руки раковиной, поднёс ко рту и гаркнул изо всех сил:

— Эй, на галере! Мы — мирные пилигримы, и на нашем судне нет ничего ценного! Ни денег, ни золота, ни масла, ни вина! Зато есть люди, готовые за себя постоять. Оставьте нас в покое!