Ричард Львиное Сердце
Шрифт:
Решение вернуться в Дюренштейн и постараться как можно скорее собрать сто тысяч серебряных марок было единственно правильным. Однако где их взять, эти сто тысяч? Из писем королевы Элеоноры, которые Ричард получил, находясь в Антверпене, он знал, как трудно обстоят дела в Англии.
Боевая добыча, завоёванная королём в сражениях во время Третьего Крестового похода, далеко не столь велика, как, скажем, доля Филиппа-Августа, ловко сумевшего урвать себе лучший кусок. К тому же часть добычи Ричарда утонула вместе с двумя погибшими кораблями. Да и остальное почти целиком разошлось по чужим рукам. Королева, как и обещала сыну, возвратила
А добрая половина палестинских сокровищ вообще попала не к Элеоноре: этим богатством завладел граф Иоанн, младший брат короля, уже видевший себя на троне. Всё, что он обманом смог захватить, «принц Джони» использовал для подкупа вассалов и для организации смут и восстаний по всей стране, которые с таким трудом удавалось подавлять Элеоноре.
Так страна, чей монарх проявил самую большую отвагу и героизм в Крестовом походе, оказалась разорённой.
Всё это друзья короля в той или иной мере знали, однако Ричард рассказал им все подробности и прибавил: дабы исправить положение, ему нужно как можно скорее вернуться в Англию, но вернуться он сможет, лишь найдя деньги, которых негде взять.
— Прямо будто в какой-то сказке! — нарушил молчание Блондель, когда король умолк и в просторной комнате под каменными сводами повисла тяжёлая тишина. — Словно некая фея даёт принцу приказ принести ей к такому-то дню то, чего и на земле-то нет.
— Вот-вот! — подхватил Фридрих Тельрамунд. — Но в сказках должна появиться добрая фея, чтобы тут же наделить принца «тем, чего нет». Добрая фея, где ты? Ау!
— Я здесь! — послышался ответ.
Все обернулись и невольно рассмеялись. «Фея» отозвалась густым и мощным басом и оказалась «она» не кем иным, как старым рыцарем Седриком Сеймуром.
— Клянусь, такой фее, если бы мне случилось быть героем сказки, я бы скорее доверил свою жизнь, чем какой-нибудь порхающей красавице! — вскричал Эдгар.
— Спасибо, мой мальчик! — Седой Волк подошёл к столу, возле которого сидел король, задумчиво передвигая шахматные фигуры по клеткам оставленной кем-то шахматной доски. — Видит Бог, порхать я не умею — тяжеловат. И феей назвался шутки ради. Фея-то не я. Но она существует. И поручила мне исполнить её волю, если дело дойдёт до выкупа. А до того молчать о том, что она дала мне с собою, поэтому я и веду об этом речь только сейчас.
— Клянусь Небом, это вы о моей матушке говорите! — Ричард вскочил на ноги, и костяные всадники, башни, короли покатились с чёрных и светлых клеток на полированную столешницу. — Но неужели она взяла последнее из того, что ещё оставалось в нашей казне? Такую жертву принять нельзя! Если я, правитель Англии, сейчас отниму последние скудные средства у её народа, то буду не королём, а свиньёй!
Седрик невозмутимо покачал головой:
— Ну да, я говорю о её величестве Элеоноре Английской. И не беспокойтесь, мой король, она не прикоснулась к государственным средствам. Но вот это принадлежало ей самой.
Седой Волк положил на стол небольшой кожаный мешочек, развязал шнурки и вытащил на свет объёмистую плоскую шкатулку.
— О, Господи! — вырвалось у Ричарда. — Я помню её... Но ведь это последнее, что осталось у Элеоноры!
— Неправда! —
Собравшиеся встали со скамеек и кресел и сгрудились у стола. И все разом невольно ахнули, когда крышка шкатулки поднялась.
Плоский ящичек был полон великолепных украшений, выполненных лучшими ювелирами Франции, Англии, Италии. То были подарки, полученные прекрасной королевой за долгие годы. Подарки от её первого мужа короля Луи Седьмого, от второго мужа, бывшего сперва наследным принцем, а после королём Англии, а также подношения восхищённых вассалов и влюблённых рыцарей. Золото и жемчуг, кораллы и рубины, эмаль и чеканка. Изящнейшие ожерелья, кольца со вспыхивающими в трепетном пламени свечей алмазными росинками, браслеты, серьги самой различной формы. Огромный смарагд с вырезанной на нём головкой какой-то языческой богини и филигранной цепью, продетой сквозь просверлённое прямо в камне отверстие...
— Ой, какое чудо! — не воскликнула, но простонала Алиса, протолкавшаяся к столу ближе мужчин и даже воздевшая руки к небу.
— Да-а-а! — протянул Луи, ошарашенно глядя на «побрякушки». — Вот это я понимаю! Решиться отдать такое — это же просто подвиг для женщины.
— Для женщины — да, — спокойно сказал Седрик. — Но не для Элеоноры. Она всегда была такая.
— Всегда, — эхом отозвался Ричард.
И быстро посмотрел на старого рыцаря, вдруг поняв смысл того, что сказал Седрик. Но больше никто не понял — все заворожённо смотрели на раскрытую шкатулку.
— Мессир Эдгар! — глухо проговорил наконец король. — Вы же наверняка знаете толк в ювелирных штуковинах. Можете всё это оценить?
— Я? — бывший кузнец смутился. — Ну ювелиром-то я никогда не был, ваше величество. Правда, кое-что смыслю, конечно — приходилось и общаться с ювелирами, и кое-что из таких вещиц чинить. И потом, я разбираюсь в стоимости металла и самой работы. Попробую.
Он сел за стол рядом с королём и принялся перебирать вещицы, одну за другой вынимая их из шкатулки и складывая на шахматную доску. Драгоценные камни вспыхивали и гасли, ловя рыжие язычки пламени. Переливалось и мерцало золото. Мужчины и женщины, встав плечо в плечо, наблюдали за этой игрой света и за выражением лица Эдгара Лионского, перебиравшего драгоценности, которые великая английская королева бережно хранила всю жизнь и так легко отдала старику рыцарю, отправившемуся искать и спасать её сына.
Эдгар попросил кусочек угля, который тут же извлекли из давно угасшего очага, и стал что-то записывать прямо на крышке стола. Наконец он перевёл дыхание.
— Я могу ошибаться, но ненамного... Тут добра примерно на пятьдесят тысяч марок. Ну, может быть, чуть-чуть поменьше. Но это всё — очень ценные вещи.
— Ничего себе! — радостно ахнул Фридрих Тельрамунд. — Половина того, что нужно отдать Генриху, чтоб ему каждое утро садиться на заточенные стремена! Однако где вторую-то половину взять?