Ричард Львиное Сердце
Шрифт:
Король отложил перо, долго искал глазами песочницу, а найдя, щедро и густо присыпал написанное.
На самом деле ему хотелось написать много больше. Но нельзя. Нельзя доверить бумаге замыслов, от исполнения которых сейчас так много зависит.
В очаге медленно разгорались, треща и слегка дымясь, влажные ольховые дрова. Комнату наполнял их сочный запах, но тепла они давали покуда мало, и у Ричарда явилось желание взять с постели свой плащ.
«Ого! Я становлюсь неженкой! — с досадой подумал он. — Вот они — пять месяцев относительного покоя, стоит только привыкнуть! А ведь
Но озноб тотчас проник ему под рубашку и мурашками пробежал по спине. Ричард невольно поёжился, стряхивая с письма просохший песок.
И тотчас чьи-то ласковые руки осторожно набросили на его плечи нечто мягкое и тёплое. Пушистый мех приятно защекотал шею.
— Спасибо, Блондель! — проговорил король, не сомневаясь, что в комнату никто не мог войти без стука, кроме его верного друга, и что одному только Блонделю могло прийти в голову принести подбитый мехом плащ, дабы Ричарду было поуютнее в непротопленной комнате. Да и набраться дерзости не подать плащ, а просто так вот накинуть его на короля мог, пожалуй, тоже лишь рыцарь-трубадур.
— Блондель ещё видит десятый сон! Вообще чуть не весь замок спит, будто на всех так подействовало приближение зимы. А ты по-прежнему встаёшь рано!
Голос, произнёсший эти слова, заставил Ричарда взлететь из кресла, в душе изумляясь собственной тупости: только одни руки на свете могли коснуться его с такой нежностью, а он не понял! Однако как это может быть?!
— О, Господи! Мама! Но как ты сюда?..
Элеонора Аквитанская расхохоталась. И тут же, залившись слезами, которых, против обыкновения, даже не пыталась сдержать, кинулась на грудь сыну:
— Глупый мальчик! Больше двух лет не видеть тебя, не слышать твоего голоса... И что же — я могла ждать дольше? Прости, я прочитала твоё письмо, когда стояла у тебя за спиной. А ты и не услышал, как я вошла.
— Я не слышал даже, как опускали мост и как ты по нему проехала. Оглох я, что ли?
Ричард крепко прижал к себе королеву, потом слегка отстранил и всмотрелся в её лицо. Нет, вроде бы не постарела. Те же удивительные изумрудные глаза, украшенные тонкой сеткой морщинок, те же твёрдо сложенные, по-прежнему сочные губы, тот же бронзовый венец волос, сколотых черепаховыми гребнями. Только тончайшая розовая каёмочка вокруг глаз выдаёт и бессонные ночи, и тайные слёзы, которых она за это время пролила бог весть сколько.
— Всё просто, дорогой мой. Я приехала ещё вчера вечером. И встретилась с охотниками, которые поздно возвращались в замок. Сир Эдгар первым меня узнал да так заорал от радости, что у меня конь вскинулся на дыбы. Хорошо, что я не разучилась держаться в седле. Когда прибыли сюда, мне сказали, что ты уже лёг. Наверное — с досады, коль скоро не отправился со всеми на охоту.
— Ну да! — Ричард тоже рассмеялся и поцеловал Элеонору. — Я и не мог поехать. Во-первых, матушка, я здесь в плену — разве ты забыла? А во-вторых, все мои друзья считают, что покидать цитадель для меня опасно, и они трупами лягут на дороге, вздумай я сделать такую попытку. Но скоро это должно закончиться: декабрь не за горами.
— Знаю, — нахмурилась королева. — Знаю про декабрь. Мне уже рассказали. Да я и сама догадывалась. Оттого и приехала: наверное, вам не помешает ещё одна неглупая голова. Так, сын?
Он кивнул и снова, на этот раз ещё крепче, прижал
За сокровища королевы Элеоноры, привезённые из Англии Седриком Сеймуром, и за то, что удалось собрать друзьям Ричарда, купцы Вормса выложили шестьдесят две тысячи серебряных марок, уверив, что платят самую высокую цену. Очевидно, они не лгали: жители прекрасного города искренне полюбили английского короля.
Чтобы уплатить выкуп императору Генриху, оставалось найти ещё тридцать восемь тысяч, и рыцари не сомневались, что добудут эти деньги. А Ричард клялся после своего освобождения достать и пятьдесят тысяч для Леопольда — хотя тот, кажется, уже готов был уплатить сам, чтобы только отпустить своего пленника и забыть о его пребывании в Дюренштейне.
Однако думать сейчас приходилось не только о выкупе.
В то утро, когда Элеонора Аквитанская так неожиданно появилась в комнате сына, остальные обитатели Дюренштейна поднялись с постелей и впрямь очень поздно. Вчера охота оказалась удачной, добыча — богатой, а морозный воздух, бурная скачка и выпитое напоследок хорошее вино пробудили у всех аппетит. Поэтому ужин затянулся.
Ричард и его мать не стали завтракать вдвоём. Они отправились на прогулку по крепостным стенам (Элеоноре непременно хотелось увидеть то место, откуда её сын полгода назад упал и сломал ногу), а за стол уселись уже далеко за полдень, когда поднялись из постели рыцари и сам хозяин замка.
После всех приветствий и восторгов, прозвучавших в адрес английской королевы, она попросила собравшихся немного утихнуть и сообщила то, о чём успела уже рассказать сыну: ей удалось, посетив нескольких преданных королю английских и французских рыцарей, графов и баронов, собрать денег и драгоценностей.
— Мне сложно самой всё это подсчитать, — закончила Элеонора, — однако по моей просьбе предварительный подсчёт сделал один лондонский ювелир. Он оценивает собранное в двадцать пять тысяч серебряных марок. Значит, теперь остаётся добыть ещё тринадцать. Сумма не маленькая, но уже и не такая великая.
— Сдаётся мне, настала пора потрясти моих обнаглевших баронов! — вдруг изрёк герцог Леопольд, дотоле молчаливо тянувший вино. — Кто и сколько должен мне дани, я сам уж и не вспомню, но надеюсь, что подскажет управляющий замка. А если сюда ещё прибавить одолженные и не возвращённые мечи, кольчуги, коней, сбрую — получится очень даже немало. Завтра же прихвачу хороший отряд рыцарей и воинов и наведаюсь к любезным вассалам. То-то радости будет! Они, верно, решили, что я тут последнюю память пропил и все долги их позабыл. Так пускай теперь почешут задницы! То есть... я не хотел обидеть дам. Словом, пускай потрясут свою мошну и рассчитаются, как положено добрым христианам. А не то я, как добрый сарацин, пройдусь по их угодьям, загляну в конюшни и навещу пастбища. Со времён моего деда герцога Вильгельма они такого не видывали! Думаю, тринадцать тысяч я как раз и натрясу. А при удачном раскладе выйдет, даст Бог, и поболее — ещё и мне самому кое-что достанется. К декабрю успею. Ведь нужно именно к декабрю?