Ричард Львиное Сердце
Шрифт:
— Я так и думал, что ты окажешься благородным человеком. Клянусь, что найду того, кто замышлял этой ночью твою гибель!
С этими словами Салах-ад-Дин подошёл к одному из охранников и быстрым рывком вскочил в седло впереди него. Тучей взвилась пыль и ещё не успела осесть, а всадники уже вновь были чёрными фигурками на горизонте.
— Поехали скорее! — воскликнул Луи. — Думайте обо мне что хотите, но я на пол пальца не верю этому сладкоречивому убийце. Твоё благородство делает тебе честь, Эдгар, а мне так было бы легче, если бы можно было снести ему
— Это мне не надо было останавливать коня! — огорчённо проговорила Мария. — Но можно ли было подумать, что это сам султан... А то ведь, когда зовут на помощь, нужно помогать.
— Знай ты, что это Саладин, было бы то же самое! — рассмеялся Эдгар. — Вот кто из нас всех самый лучший рыцарь, так это малыш Ксавье... Я не прав, а, Луи? Но прав и ты: нужно уносить отсюда ноги. И как можно скорее!
Глава одиннадцатая
Спасение
Элеонора так пришпоривала коня, что даже привычному к долгим стремительным скачкам Седрику было непросто мчаться с нею вровень.
Спустя час после того, как они выехали из лагеря, Седой Волк решился окликнуть королеву:
— Простите меня, миледи, но ещё немного, и ваш конь начнёт спотыкаться, а за ним следом и мой... Мы не догоним короля, если потеряем лошадей. Нужно хотя бы некоторое время ехать тише. К тому же, мы как раз миновали каменистый склон, и сейчас, возможно, сумеем отыскать следы.
— Это вы сумеете, — отозвалась Элеонора, без раздумий натягивая поводья и давая возможность своему взмыленному жеребцу сменить бешеный галоп на спокойный шаг. — Здесь за эти два дня проехали столько всадников, что всё изрыто их следами. Я едва ли смогу различить самые свежие. Глаза стали не те!
— А по-моему, глаза у вас лучше моих! — воскликнул старый рыцарь и тотчас указал рукой на тропу, действительно истоптанную множеством конских следов:
— Кажется, вот он — след, оставленный часа два назад.
— Вижу! — королева наклонилась с седла и поехала вдоль цепочки глубоких полукруглых вмятин, оставленных подковами. — Да-да, земля здесь не подсохла, и трава, вырванная копытами, ещё не завяла. Но... Сир Седрик! Что это значит? Видите?!
Она подняла голову и посмотрела на рыцаря с выражением беспомощного страха. Такого взгляда он у неё ещё не видел, да вряд ли видел когда-либо и кто-то другой. У королевы даже задрожали губы.
— Клянусь сотней дохлых сарацинов! Вижу, конечно. Это не обычный бег лошади... Следы такие, будто конь пытался выскочить из-под седла. И явно не слушался узды: вот здесь он перемахнул через камень, а когда коснулся земли передними копытами, дважды взбрыкнул задом. Чудо, что всадник усидел на нём!
— Ричарду случалось укрощать необъезженных лошадей!.. — проговорила Элеонора, смертельно бледнея, но продолжая владеть собою. — Однако здесь дело хуже, ведь так? Это не дикая, это — бешеная лошадь?
— Сто против одного, что так и есть! — ровные густые брови Седого Волка
Элеонора не спросила, как сделала бы почти всякая другая женщина: «Что решилось?», не вздрогнула, не покачнулась в седле. Она лишь осенила себя быстрым крестным знамением и дала шпоры коню.
В это время они миновали первый пологий горный отрог, за которым, на более крутом холме, курчавилась невысокая рощица, а дальше широкой полосой шли скалы, подступая к ещё более крутому и высокому склону. След взбесившегося коня вёл именно туда.
— Проклятие! — прошептал Седрик, понукая и понукая покрытого пеной коня. — А вот по скалам так лететь уж и вовсе немыслимо... Что это за лошадь, миледи? Откуда король взял её?
— Подарок! — не сбавляя хода, бросила Элеонора. — От греческого купца. Но он не грек! Мне доносили, что у Ожера Рафлуа есть шпион, который рядится купцом, то мусульманином, то византийцем... На самом деле он — дамасский еврей, связанный и с тамплиерами, и с Саладином! Клянусь Богом, если с Ричардом случилась беда, я отыщу эту иудейскую змею!
Они одолели скат холма и на всём скаку влетели в рощу. Но здесь пришлось сдержать коней: густые заросли кизила и граната, росшие меж отдельных невысоких тополей и дикой сливы, в иных местах казались совершенно непроходимыми. Однако, судя по следам, а также изломанным веткам и примятым кустам, взбесившегося коня эта преграда не задержала. На некоторых веточках остались прядки конской гривы, а в одном месте Седрик снял с куста клочок светлой ткани.
— Ещё и в рубашке, без кольчуги!.. — прошептал он так, чтобы не услыхала Элеонора. — Вот сумасшедший!
— Смотрите, мессир! Кровь! — крикнула королева, указывая на следующий куст.
Он тоже был измят, и на тёмных продолговатых листьях тут и там темнели багровые брызги и пятна.
— Разбиться здесь не обо что! — воскликнул старый рыцарь. — Или всадник, или конь могли, конечно, рассадить себе тело ветками, но... Ого, смотрите: вот здесь жеребец осел на задние ноги, похоже, почти упал. И снова много крови.
— Целая лужа! — выдохнула королева. — Что это значит? Что это значит, мессир?!
— Значит, что это кровь лошади, миледи. Человек, потеряв столько крови, уже свалился бы с седла. Вперёд, вперёд! Мы, кажется, уже близко...
Заросли раздвинулись, и всадники вынеслись на прогалину, отделявшую рощу от первых ребристых уступов начинавшихся за нею скал. И здесь Седрик и Элеонора разом осадили коней. Посреди прогалины, на чахлой траве, лежало, распластавшись, тело чёрного, как уголь, коня. И прямо на нём, устало согнувшись, свесив руки меж коленей, сидел человек.