Риф Скорпион (cборник)
Шрифт:
На левом тротуаре у самой ограды стояла белая легковая машина. «Мерседес». Дальше до самого поворота никого не было видно. Я повернул чуть влево, чтобы проскользнуть мимо велосипедистки.
Тут-то все и произошло.
Сперва мне показалось, что она вильнула в сторону еще до взрыва. Только потом я сообразил, что она потеряла управление, когда ее взгляд привлек огромный язык пламени, вспыхнувшего на мосту Эльгсетер внизу. Падая на асфальт, я услышал грохот.
Удар о твердое покрытие больно отдался в руках, я содрал кожу на обеих ладонях и почувствовал
Затем наступила тишина.
Я медленно открыл глаза. Надо мной простиралось синее небо в белую крапинку. Краем глаза я уловил какое-то движение и понял, что это велосипедистка метнулась к ограде.
Я встал, убедился, что ноги держат меня и все кости целы, и двинулся следом за ней.
С этого места открывался почти такой же широкий обзор, как с туристического объекта выше нас. Мы могли видеть всю панораму, но в эту минуту лишь одна точка заслуживала пристального внимания.
Над мостом Эльгсетер, как раз посередине, вздымался кверху клуб черного дыма.
Красноватое пламя говорило о том, что горит бензин.
С обоих концов моста устремилось к пожару множество людей. Словно кровожадные комары, летящие на свет лампы в открытое окно.
Велосипедистка что-то сказала, и я повернулся к ней. Худая, маленького роста. Лет двадцати с небольшим. Русые волосы. Неброская одежда. Словом, ничего такого, что вызвало бы мой интерес, если бы только что я не грохнулся вместе с ней на асфальт. Когда она, в свою очередь, повернулась ко мне, я заключил, что нос ее, пожалуй, великоват для маленького лица. В серых глазах угадывалась грустинка, но взгляд был достаточно твердым.
— Ну и чего мы ждем? — спросила она. — Так и так обоим в город надо, верно?
Произношение выдавало в ней северянку из какого-нибудь приморского селения.
Наши велосипеды по-прежнему лежали на дороге, сцепившись колесами. Вдвоем мы расцепили их, и я с тоской обозрел искалеченное переднее колесо моего роскошного «пежо».
И вот уже я еду к центру, покачиваясь на багажнике крепкого дамского велосипеда классической модели, с толстыми ободьями и широкими шинами. Моя собственная гоночная машина с переключателем скоростей и погнутым колесом осталась на тротуаре наверху, прикованная цепью к столбу ограды.
Издалека до нас доносился все более громкий хор тревожных сирен.
3
У Нидаросского перешейка, где природа и два управления — железных и шоссейных дорог — совокупно сотворили немалую проблему для движения в часы пик, образовалась почти стометровая очередь автомашин. В свое время были приняты меры, чтобы расширить проезжую часть, однако по-прежнему тут было самое подходящее место для того, кто задумал бы контролировать движение на западной окраине Трондхейма, как это было заведено в прошлом, когда где-то здесь располагались городские ворота.
Узрев причину растущего скопления машин, я соскочил с багажника, хотя вооруженные полицейские в бронежилетах вряд ли перекрыли дорогу для того, чтобы
Остановивший нас чин был совсем молод, не старше двадцати пяти лет. Пышные усы призваны были прибавить ему солидности, но ни они, ни тот факт, что за его спиной стояли еще двое с автоматами, не могли избавить от впечатления, что передо мной — испуганный парнишка. Приказывая нам отойти в сторону, он явно пытался подражать какому-то популярному герою кино-или телебоевика.
— Предъявите документы.
Я подал ему водительское удостоверение с фотографией десятилетней давности. Он долго рассматривал ее, прежде чем вернуть мне документ. Записал фамилию, адрес, место работы.
На мой вопрос, что тут происходит, он только махнул рукой, чтобы мы проезжали, и отвернулся. Моя велосипедистка с певучими нотками в голосе крикнула ему:
— Эй, а мою личность ты не хочешь выяснить?
Ей явно было весело.
Мы обогнули церковь Ила, на стене которой некий мыслитель с аэрозольным баллончиком изложил результат своих глубоких теологических исследований: «Здесь тоже Бога нет».
Когда мы скрылись на Речной улице от полицейских глаз, девушка предложила мне снова сесть на багажник. Мы все еще видели черный дым над мостом Эльгсетер, приближаясь к нему враскачку, медленно, но верно.
Однако до самого моста не доехали.
Они стояли на углу улиц Сверре и Епископской. Два молодца в зеленом с автоматами наперевес, готовые открыть огонь по скрытому от глаз врагу.
Военный патруль. Видно, случилось что-то очень серьезное. Если только это не учебная тревога.
— К стене!
Мое второе предположение не оправдалось, о чем красноречиво говорило дуло автомата, которое воткнулось мне в ребро. Стоя лицом к стене, я почувствовал, как левая рука солдата ощупывает меня; указательный палец правой явно лежал на спусковом крючке. В воздухе пахло страхом.
Он не нашел никакого оружия. Если его искал. Рука отпустила меня. По звуку шагов я понял, что он попятился. Лишь после этого я осмелился повернуться. Очень медленно.
Девушка стояла в двух метрах от меня. Спиной к стене. Ее они не тронули. Однако веселье, похоже, оставило ее.
Да и кому будет до юмора, стоя перед двумя нервными девятнадцатилетними парнями с пальцами на спусковом крючке.
Солдат, который обыскивал меня, спросил:
— О'кей. Ду ю спик инглиш?
— Предпочитаю норвежский.
Знакомая реакция. Паренек вздрогнул, глаза его забегали. Как у всех до него, когда оказывалось, что гражданин с черными волосами и смуглой кожей говорит на чистейшем норвежском языке, да к тому же с ярко выраженным трондхеймским произношением. С годами я привык к этому и только посмеивался, наблюдая соотечественников, уличенных в предрассудках. Сейчас, лицом к лицу с пугливым мальчишкой, которому доверили оружие, мне было не до смеха. Казалось, достаточно пукнуть, чтобы он согнул указательный палец и не разгибал, пока не выпустит все пули.