Риф Скорпион (cборник)
Шрифт:
Кристина замолчала. Глаза ее изучали дно пустой кружки. Пятой по счету.
Возможно, она доискалась сути пережитого.
Хотя вряд ли вновь ощутила вкус к жизни.
Владелица женского велосипеда спросила:
— Так ты говоришь, Ульф Халлдал был шофером у директора Магне Муэна?
Кристина посмотрела на нее, как посмотрел бы священник на прихожанина, задавшего вопрос во время литургии.
— Ну да, — ответила она наконец. — У Магне Муэна забрали права после одной аварии. Вождение в нетрезвом виде. Шесть лет назад.
— Но
Кристина молча пожала плечами. Встала, слегка покачиваясь, спустилась по четырем ступенькам с помоста, где мы сидели, подошла к стойке и взяла еще бутылку пива.
После чего села уже за другой столик. Внизу. Подальше от нас.
В 15.08 я сел в автобус номер 5. У Нидаросского перешейка нас остановили. Вошел полицейский и медленно проследовал вдоль прохода, пристально разглядывая пассажиров. Мое лицо он удостоил особого внимания.
Возле Новой улицы я вышел и поднялся вверх по улице Фритьофа Нансена. Мой велосипед по-прежнему стоял там, где я приковал его цепью к ограде. Поглядев сверху на город, я убедился, что ничего не изменилось. Все оставалось, как за минуту до столкновения моего «пежо» со старым дамским велосипедом.
Больше всего досталось колесам, ободья совсем покорежены. Рама уцелела, никаких видимых повреждений. Правда, в металле под лакированной поверхностью мог скрываться изъян. Как это было с городом подо мной.
Я отнес калеку домой. Отвинтил испорченные колеса и отправил в мусорный контейнер. В другое время, возможно, я собрался бы с силами, чтобы лучше использовать ресурсы, избежать отходов, постарался бы выпрямить ободья. Но не теперь.
Запер раму в пустом гараже. Вошел в дом. Поставил вариться картошку и включил радио.
Экстренное сообщение.
Скорбные голоса не добавили ничего к тому, что я уже знал. Разве что следующее.
В 11.15, всего через несколько минут после взрыва, какой-то мужчина позвонил в редакцию «Адрессеависен». На ломаном английском языке попросил телефонистку соединить его с кем-нибудь из сотрудников. После чего заявил, что представляет организацию латиноамериканских борцов за свободу «Венсеремос» и что покушение на американского министра обороны было местью за вмешательство США в дела Никарагуа.
Сотрудник газеты еще ничего не слышал о покушении, однако сообразил включить диктофон.
Запись воспроизвели для норвежского народа по обоим радиоканалам. Сквозь шорох ленты, к которому примешивалось взволнованное дыхание газетчика, народ услышал намеренно искаженный голос: «…вободу „Венсеремос“. Мы берем на себя полную ответственность за убийство министра обороны США. Это акт мести, призванный прекратить дальнейшее вмешательство в дела Никарагуа. В следующий раз мы убьем эту фашистскую свинью —
Щелчок — говоривший положил трубку. Несколько секунд еще слышен был слабый шум в редакционном помещении, затем в эфир снова вышла радиостудия и сообщила, что пока нет данных, позволяющих привязать к акции какую-либо из известных организаций в Латинской Америке, в названии или лозунгах которых есть слово «венсеремос». И что, по мнению телефонистки «Адрессеависен», говорили с норвежского телефона-автомата.
Траурная музыка.
Я сказал себе, что владелец магнитозаписи, успей он закрепить за собой права, может в двадцать четыре часа стать миллионером.
Картошка сварилась.
Бифштекс из холодильника.
Помидор.
Лук.
Этот деятель говорил нарочито низким голосом… Монотонно. По произношению национальность не определить.
Одно мне было ясно: Латинская Америка тут ни при чем. Я знал в Трондхейме многих беженцев с этого континента.
Так просто. Зайти в телефонную будку. Выдать себя за представителя той или иной группы. Лук на сковородке зазолотился.
Внезапно зазвонил телефон на кухонном столе. Голос Вегарда, одного из дежурных администраторов.
— Я только проверить, дома ли ты, — сказал он. — Тут тебя один постоялец спрашивает. Полицейский. Я направлю его к тебе, если ты не собираешься никуда уходить. Его зовут Аксель Брехейм.
Я медленно положил трубку на рычаг старого бакелитового аппарата, изготовленного в 1932 году.
Ну конечно.
Я совсем забыл про Маргошечку. Навязчивую Марго.
От которой я отвязался почти год назад.
5
Звонок в дверь повторился, прежде чем я успел открыть. На крыльце стояла велосипедистка. Ее рука только что оторвалась от кнопки. Велосипед стоял на дорожке за ее спиной.
— Я подумала, что не мешает поближе познакомиться с соседями, — сказала девушка, улыбаясь.
Я молча посторонился, пропуская ее в прихожую. Она сбросила туфли и зашагала дальше.
— Гостиная на втором этаже, — остановил я ее. — Дверь открыта. Я сейчас поднимусь.
Когда я вышел с кофейником из кухни, она еще стояла на лестнице между этажами, рассматривая один из моих двенадцати стеклянных ящиков с бабочками.
— Когда ты открыл, мне показалось, что ты ждешь кого-то другого, — сказала она, не оборачиваясь. — Я не вовремя?
— Бражники, — сообщил я. — Семейство Sphingidae. У меня их четырнадцать видов. Вон та — Acherontia atropos. Мертвая голова. Такой у нее узор на спине. У моего самого крупного бражника размах крыльев — пятнадцать сантиметров. Нет, ничего, я жду одного полицейского.
— По поводу?.. — Она указала большим пальцем в сторону городского центра и моста Эльгсетер.
— Нет. Другое дело.
Она повернулась, чтобы спуститься вниз. Я остановил ее жестом руки:
— Ничего, оставайся.