Рифтеры (Сборник)
Шрифт:
И воспользовался ею сейчас.
Дежарден. С самого начала за всем стоял он. За пожарами, за контратаками и намеренными заблуждениями. Дежарден. Ахилл Дежарден.
Дежарден им играл.
«Если это не повод, – подумал Лабин, – то что еще?»
Мотоплан был подарком от правонарушителя. Для продолжения разговора стоило отойти от него подальше.
Лабин взял Кларк под руку и отвел к лазарету. Она не сопротивлялась. Может, заметила, как он переключил тумблер. Села на место водителя, он – на пассажирское.
Рикеттс притулился на заднем сиденье. Он был румянее обычного, на лбу
– О, опять встретились, – приветствовал он Лабина. – Помнишь меня?
Кен повернулся к Кларк:
– Он – все еще правонарушитель. Система уже не та, что прежде, но ресурсов в его распоряжении полно, а над ним – никого, кто мог бы его обуздать.
– Знаю, – согласилась Кларк.
– Возможно, он установил за нами наблюдение.
– Ты что, боишься, что большие шишки подслушивают? – с полным ртом питательных веществ пробубнил Рикеттс. – Эт ты зря. У них нынче других забот полно.
Лабин ответил мальчику холодным взглядом:
– О чем речь?
– Вообще-то, он прав, – вставила Кларк, – кое-кто вот-вот утратит контроль над своими...
Ее перебил глухой звук, похожий на залп далекой артиллерии.
– Внешними демонами, – закончила она, но Лабин уже выскочил из машины. За полосой воды, в распластанной тени ветряков, пылала водородная станция.
Они как будто мгновенно поменялись местами.
Кларк теперь отстаивала политику невмешательства:
– Кен, нас всего двое!
– Один. Я справлюсь в одиночку.
– С чем именно? Если в УЛН предатель, пусть Управление с ним и разбирается. Должен быть способ передать сообщение за океан.
– Я и собираюсь, если мы найдем доступ к трансатлантической линии. Но сомневаюсь, что от этого будет толк.
– Можно вести передачу с «Вакиты».
Лабин покачал головой:
– Нам известно, что в УЛН есть, по меньшей мере, один предатель. Сколько еще работает с ним, мы не знаем. Нет гарантии, что сообщение, посланное через любой узел в Западном полушарии, дошло бы по адресу, даже... – он бросил взгляд на пожар у берега, – даже если бы не это.
– А мы отойдем от берега. Можем переплыть океан и доставить письмо лично, если...
– А если бы и дошло, – продолжил он, – то бездоказательное заявление о том, что правонарушитель УЛН способен на измену, вряд ли встретят с доверием в мире, где не известно о существовании Спартака.
– Кен...
– Пока мы их убедим принять нас всерьез, пока соберут силы, Дежарден сбежит. Он не дурак.
– Ну и пусть бежит. Если он перестанет препятствовать Сеппуку, от него не будет вреда.
Конечно, она страшно ошибалась. Уходя с шахматной доски, Ахилл мог наделать очень много вреда. Мог даже устроить так, что Лабин провалит задание, – а Кен этого допустить не мог ни за что на свете.
Лабин никогда не увлекался самоанализом. Тем не менее, он невольно задумался, нет ли в доводах Кларк крупицы истины. Насколько проще было бы послать сообщение и отойти в сторону. Однако... жажда насилия стала почти неодолимой, а правила действовали, только пока человек им позволял. До сих пор Лабин оставался более или менее верен своему кодексу –
Лабин был невероятно зол, и ему очень нужно было на ком-то сорвать зло. По крайней мере можно выбрать объект, который действительно того заслуживал.
БЛОХИ
Она почти не помнила времени, когда не истекала кровью. Кажется, всю жизнь провела на коленях, в дьявольском экзоскелете, который выворачивал и растягивал ее, издеваясь над пределами человеческой гибкости. У тела выбора не было – никогда не было выбора: пляшущая клетка отобрала его, превратив Таку в резиновую куклу на веревочках. Суставы выворачивались и, щелкая, вставали на место, словно куски дешевой хрящеватой головоломки. Правой груди она лишилась целую вечность назад: Ахилл надел на нее петлю из мураволоки [113] и просто потянул. Грудь дохлой рыбиной шлепнулась на эшеровский кафель. Она помнила, как надеялась тогда, что истечет кровью до смерти, но ей не позволили: Дежарден раскаленной металлической пластиной прижег рану.
113
Термин из романа «Ложная слепота» Питера Уотгса.
Тогда у нее еще были силы кричать.
Уэллетт уже некоторое время существовала в пространстве между собственным телом И потолком, в интерфейсе между адом и беспамятством, выстроенном из грубой необходимости. Она могла сверху рассматривать ужасы, творимые с ее телом – почти рассеяно. Чувствовала боль, но абстрактно, как будто считывала показания прибора. Иногда пытка прерывалась, и Така соскальзывала в свою плоть, из первых рук оценивая степень повреждений. Даже тогда страдание было скорее утомительным, чем болезненным.
И сквозь все эти раны шли безумные уроки, бесконечные нелепые вопросы о хиральных катализаторах, гидроксильных медиаторах и кросс-нуклеотидном дуплексировании. За ошибочными ответами следовали наказания и ампутации, за верными – изнасилования, невыносимые, но на общем фоне казавшиеся передышкой.
Она понимала, что ей уже нечего терять.
Ахилл взял Таку за подбородок и приподнял лицо к свету.
– Доброе утро, Элис. Готова к уроку?
– Пошел ты, – прохрипела она.
Он поцеловал ее в губы:
– Только если справишься с тестом. Иначе, боюсь...
– Пошел ты... – приступ кашля скомкал эффект, но Така упрямо продолжала: – ...пошел ты со своими тестами. Мог бы прямо взять, чего тебе... надо – пока еще... можешь.
Он погладил ее по щеке:
– У нас маленький всплеск адреналина, а?
– Рано или поздно про тебя... узнают. И тогда они...
Он расхохотался:
– С чего ты взяла, что они еще не знают?
Она сглотнула и сказала себе: «Нет!»