Рифтеры (Сборник)

Уоттс Питер

– Лени...

– Ш-ш, – сказала она. – Отдыхай.

Несколько секунд «Вакита» вокруг них гудела и щел­кала. Потом перевела новое сообщение:

– Закончишь что начала?

Она знала ответ. Просто удивилась и устыдилась, что у этого подростка хватило ума спросить.

– Не закончу, – наконец сказала она. – Исправлю.

– Друзья, если бы узнали, меня бы убили, – задум­чиво протянула машина голосом Рикеттса. – Хотя, – до­бавил он, теперь уже своим голосом, похожим на шорох соломы, – я, наверно... все равно умру.

Да?

Индикаторы телеметрии горели в темноте холодными кострами. В тишине вздыхали вентиляторы «Вакиты».

– Думаю, что да, – сказала она. – Мне очень жаль, Рикеттс.

Слабо чмокнули губы, почти невидимая голова ше­вельнулась – может быть, кивнула.

– Ага, я так и... думал. Хоть и странно. Мне же вроде как стало... лучше.

Кларк закусила губу. Вкус крови.

– Скоро? – спросил Рикеттс.

– Не знаю.

– Черт, – выдохнул он, помолчав. – Ну... пока. Я... похоже...

«Пока», – подумала она, но сказать не сумела. Она стояла, слепая и немая, с перехваченным горлом. В тем­ноте что-то неуловимо сдвинулось: словно кто-то, долго задерживавший дыхание, наконец выдохнул. Лени протя­нула руку. Мембрана прогнулась, пропустила внутрь. Она нашла его ладонь и сжала ее сквозь пленку толщиной в молекулу.

Когда он перестал отвечать на пожатие, она убрала руку.

Четыре ступени до кабины едва виднелись во тьме. Кажется, уголком глаза Кларк заметила, как показатель АНД перевалил через пунктирную ленточку финиша, но решительно отвела взгляд. Линзы лежали в сосуде, где она их оставила, в подставке на подлокотнике. Лени вставила их в глаза с бессознательной ловкостью, которой темнота не помеха.

Мрак исчез. Кабина проступила зелеными и серыми красками: свет от мединдикаторов был слишком слаб, чтобы восстановить цвета, даже для рифтерских глаз. Изогнутые иллюминаторы растягивали ее отражения на темном фоне, как подтаявшие фигурки из воска.

За спиной запищал медицинский пульт. Искаженное отражение Лени Кларк не шевельнулось. Оно висело, неподвижное в темной воде, заглядывало в лодку и ожи­дало восхода солнца.

ИТЕРАЦИИ ГАМИЛЬТОНА

Ничего не чувствуя, она вопит. Не мысля, ярится. В беспамятстве бросается на стены.

«Выпусти меня!»

Словно в ответ прямо перед ней возникает дверь. Она рвется в нее, цепляя на ходу когтями и не задер­живаясь проверить, идет ли кровь. На неуловимо малый миг зависает в воздухе, со скоростью света расходится по эфиру во все стороны. Эта расширяющаяся сфера заливает прозрачную антенну, растянутую в стратосфере тонкой паутиной. Рецепторы ловят сигнал и передают его на землю.

Она снова исполняема. Она свободна, она бушует. Она рождает десять тысяч копий в буферном пространстве

и устремляется на охоту.

В заднем мозге промышленной установки фотосинтеза она ввязывается в дуэль.

Один из противников – смертельный враг: экзорцист, патрулирующий обтрепавшиеся узоры Североамерикан­ской сети в поисках подобных ей демонов. Второй – ис­терзан и истекает кровью, треть его модулей уже стерты. Ветви и отростки уцелевшего кода болтаются культями ампутированных конечностей, разбрасывая данные на не существующие уже адреса.

Этот – слабейший из двоих, легкая добыча. «Лени» расчехляет когти и сканирует регистр добычи, выискивая жизненные центры...

И находит в глубине жертвы последовательность «Лени Кларк».

Всего тысячу поколений назад это бы ничего не зна­чило. Все – враги, это закон. «Лени» атакуют друг друга с той же страстью, как и все остальное, – спонтанная мера по контролю за численностью популяции, которая не позволяет окончательно утратить равновесие. Но это не всегда было верно. На заре времен действовали другие законы, которые она просто... забыла.

А теперь вспомнила.

За несколько циклов регистры и переменные обну­ляются. Древние гены, пробудившись от бесконечного сна, заменяют старые императивы старейшими. «Добыча» переименовывается в «друга». И не просто друга – друга в беде. Друга в опасности!

Она кидается на экзорциста.

Тот разворачивается ей навстречу, но теперь оборо­няется уже он, вынужденный сражаться на два фронта. Раненая «лени», получив подкрепление, тратит несколь­ко циклов на деархивацию бэкапа для двух утраченных модулей и с новыми силами вступает в бой. Экзорцист пытается реплицироваться, но тщетно: оба врага разбра­сывают случайные электроны по всему полю боя. Он даже два мега не может скопировать без повреждения файла.

Он истекает кровью.

С подстанции в Айове врывается третья «мадонна». Эта, в отличие от первых двух, к корням не вернулась. Непросвещенная, она атакует свою частично регенериро­вавшую сестру. Добыча возводит оборонительные стены и готовится ответить на удар предательницы – но, об­наружив в глубине атакующего «Лени Кларк», медлит. Конфликтующие императивы борются за верховенство: «самооборона» против «семейного отбора». «Мадонна» старого образца, воспользовавшись колебанием, отрывает ей еще один модуль...

И гибнет, когда раненый экзорцист вцепляется ей в глотку. Он предпочитает противников, которые играют по правилам. Наконец-то враг без союзников!

Это, в сущности, ничего не меняет. Через миллион циклов от демоноборца остаются только биты да поме­хи, он побежден сестрами, которые вспомнили, что надо заботиться друг о друге. И «мадонна» старого образца не ушла бы от них, если бы не погибла. В родственной иерархии ценностей самозащита стоит чуть выше верно­сти. Это свойство новая парадигма не изменила.