Рикошет (сборник)
Шрифт:
Вот и шеф не разделяет точку зрения Валентины. Читаю вложенный в дело листочек с его замечаниями и не нахожу ничего нового. У Павла Петровича вызвали сомнения те же моменты, на которые и я обратила внимание. Сделав необходимые выписки, звоню шефу.
Несколько длинных гудков – и голос уставшего человека:
– Прокурор Ковров.
Предлагаю подвезти его до дома. Хотя времени уже восемь часов, шеф интересуется, изучила ли я дело. Бодренько отвечаю:
– Естественно.
– Понравилось?
– Не очень… Так едем?
После минутного колебания шеф соглашается. Быстро складываю бумаги в сейф, с трудом поворачиваю
Подхватываю сумочку и выскакиваю из кабинета.
Дождь. Моя красавица стоит под деревом. Прозрачные капли струятся по ее красным сверкающим бокам, соскальзывают по лобовому стеклу.
Вприпрыжку добегаю до машины, поспешно открываю дверцу, падаю на сиденье. Включаю зажигание, и мотор начинает урчать, как сытый кот. «Дворники», тикая, словно ходики, весело разгоняют воду. В зеркало заднего вида замечаю, что шеф нерешительно ежится в дверях в предвкушении порции дождя. Дав задний ход, въезжаю на тротуар. Подгоняю «Ниву» к подъезду так, чтобы дверца оказалась прямо перед Павлом Петровичем. Он втягивает голову и живо ныряет в машину. Сурово бросает:
– Хулиганка.
Смеюсь. Шеф еще что-то ворчит себе под нос, но «Нива» уже спрыгивает с тротуара.
Ехать по городу одно мучение. Хотя первая очередь метро сдана, центральные магистрали по-прежнему перекрыты. Приходится делать такие круги!.. И светофоры на каждом шагу! А сколько бензина уходит…
– С чего собираешься начать? – спрашивает шеф.
Сообщаю. Павел Петрович слушает немного рассеянно, согласно кивает.
– Обратила внимание на сроки?
Обиженно надуваю губы. Как будто могла не обратить?! Но обида проходит быстро. Промчавшееся такси заливает «Ниву» мутной водой. Становится темно. Щетки стеклоочистилей с усилием вычерчивают чистые полукружия, через которые вижу уносящуюся в ореоле брызг «Волгу». Вот нахал! Прибавляю скорость, начинаю настигать его. Дождь распугал пешеходов, и улица пустынна. «Волга» замирает перед светофором. Моя «Нива» медленно накатывается на перекресток. Кладу руку на рычаг переключения скоростей и, уловив момент, когда загорается желтый, одновременно со взвыванием двигателя включаю «вторую». Приглядев приличную лужу, проскакиваю рядом с «Волгой». Выплеснувшаяся из-под колес вода веером накрывает ее.
С удовлетворением замечаю, что таксист свирепо шевелит губами. Мило улыбаюсь. Будет знать!
Павел Петрович сидит напряженно, упершись ногами в пол. Он всегда так сидит, когда едет со мной.
– Как это отец разрешает тебе садиться за руль?! – риторически восклицает шеф, немного переведя дух.
Молчу. Не стану же доказывать, что вожу машину классно. Одно то, что отец дал мне доверенность на управление, говорит о многом. Сам он ездит редко и без особого желания. Ему надоедает штурвал «баклажана». Так отец называет аэробус, на котором летает. Когда я беру ключи от гаража, мама глядит вслед такими глазами, будто провожает в последний путь. Они не понимают, как здорово иметь под руками машину. «Нива» помогает мне соблюдать сроки расследования уголовных дел. На ней я успеваю побывать за день в стольких местах, сколько на автобусе не
Останавливаю машину возле дома, где живет шеф. Павел Петрович приоткрывает дверцу, спрашивает:
– Может, зайдешь? Люся будет рада.
Вспоминаю несчастного Толика и отказываюсь.
Шеф выпрыгивает под дождь и, смешно скрючившись, шлепает по лужам. Выезжаю со двора.
Льет и льет. Включаю «противотуманки». Спиной чувствую, как промозгло на улице. Вот тебе и конец августа…
От вчерашнего дождя остались только лужи на асфальте, в которых игриво преломляются утренние лучи солнца. Оказывается, и в конца августа бывают безоблачные деньки.
Свернув под арку, сбрасываю скорость. Машина медленно ползет по двору. Вот и вывеска, которую ищу. На черном фоне горделиво сверкают золотом большие буквы: «Жилищно-эксплуатационный участок». Глушу двигатель, поворачиваю к себе зеркало заднего вида.
Полный порядок! Легким движением поправляю челку. Теперь совсем хорошо.
Сбегаю по ведущей в подвал лестнице. Полумрак, прохлада, тишина. Лишь где-то в конце коридора-лабиринта щелкают счеты. Нахожу кабинет начальника.
– Приема нет, – не отрываясь от газеты, произносит молодой, но успевший освободиться от тяжести волос человек.
Однако я уже сижу напротив и выходить не тороплюсь. Он поднимает безразлично-тусклые глаза. Едва двигая тонкими губами, повторяет:
– Приема нет.
– Извините, но я по делу…
– Какие могут быть дела у столь молодой особы? – растягивает губы начальник ЖЭУ.
Наверное, он так улыбается. Едва успеваю об этом подумать, лицо мужчины начинает жухнуть. Похоже, пик эмоций уже позади.
Вынимаю из сумочки удостоверение. Непонимающий взгляд собеседника становится приторно-подобострастным. В нем читается желание угодить. Не помочь, а именно угодить. Откуда это в людях?! Ведь не воспитывали же его в страхе перед прокуратурой!
– Я хотела бы осмотреть квартиру номер девятнадцать во втором доме. Нужен ваш представитель, ключи и двое понятых.
– С огромным удовольствием, – отвечает начальник и нажимает кнопку.
За стеной верещит звонок. По коридору раздаются тяжелые шаги. В дверь просовывается увенчанная мелкой «химкой» голова. Круглое лицо женщины выражает недовольство.
– Аркадий Федорович, у меня же отчет! – вскинув выщипанные брови, говорит она.
– Конкордия Петровна, – хмурится начальник, – товарищ из прокуратуры желает осмотреть квартиру.
Женщина оглядывает кабинет в поисках «товарища» и с недоумением останавливает взгляд на мне. Ниточки бровей изгибаются с неподдельным интересом:
– Это где старуху убили?.. Говорят, ее соседи пристукнули, на богатство позарились. Правда?
– Ведется следствие.
– А-а… – мнется Конкордия Петровна. – Мне с вами в квартиру идти?
– Желательно.
Она всплескивает крупными руками:
– Ой, страх-то какой!.. Сейчас за ключами сбегаю.
Когда женщина выходит, благодарю Аркадия Федоровича за помощь и, пытаясь пробудить в нем положительные эмоции, улыбаюсь. Он проводит рукой по голове, словно приглаживая непокорные вихры, вяло кивает.