Рикошет (сборник)
Шрифт:
– Почему это встревожило вашу свекровь?
Малецкая смотрит непонимающе:
– Почему вы решили, что встревожило?.. Просто Анна Иосифовна часто заходила к нам, они пили чай, разговаривали, курили.
– У них были общие интересы?
– Н-не думаю… Но они примерно одного возраста… Это всегда сближает.
Немного подумав, спрашиваю, когда же Малецкие встревожились. Элеонора Борисовна медлит, потом нерешительно отвечает:
– Пришел муж и сказал, что из почтового ящика Стуковой торчат газеты. Вот
– Почему у нее возникла такая мысль?
В глазах Малецкой удивление. Ей кажется, что я не понимаю самых простых вещей.
– Возраст преклонный… Под восемьдесят…
– Продолжайте, – прошу я.
– Муж вышел на площадку и позвонил в квартиру Стуковой. Но никто не открыл. Я сбегала на улицу, спросила у старушек, не видели ли они Анну Иосифовну. Они сказали, что в воскресенье вечером та выходила на улицу, а сегодня не появлялась.
Вспоминаю заключение судебно-медицинской экспертизы. Получается, что Стукова выходила незадолго до смерти.
– Мы еще посидели дома, и муж снова пошел звонить к Стуковой. Это было уже около… – Малецкая замолкает и после паузы говорит: – Около шести вечера. Опять никто не открыл. Муж постучал к соседу, Киршину, объяснил ситуацию. Они посовещались и решили взломать дверь. Мы все почему-то подумали, что Анна Иосифовна умерла.
– Почему же?
Малецкая пожимает плечами:
– Я же говорю, старая она была.
– Кто взламывал дверь?
– Киршин… Взял топор и открыл. Аккуратно, старался не повредить…
На это я обратила внимание, когда опечатывала квартиру Стуковой. Только след отжима и остался. Завидная бережливость.
– Почему не пригласили представителей ЖЭУ?
– Если бы мы знали, – горько усмехается Малецкая, – как все полагается делать…
– А какие драгоценности были у Стуковой и где она их хранила, вы знали? – негромко спрашиваю я.
Малецкая бледнеет и, кажется, готова заплакать.
– Вы тоже считаете, что это мы? – с трудом произносит она.
Пытаюсь успокоить ее:
– Одно могу обещать – скоропалительных выводов делать не собираюсь.
– И на том спасибо, – невесело улыбается она.
– Не за что… Так знали вы, где Стукова хранила драгоценности?
– Знала, – подавленно отвечает Малецкая. – Она мне показывала. И перстень видела, и другие…
– Какие другие?
Словно сбрасывая оцепенение, она встряхивает волосами:
– Не помню… Были какие-то…
Свежо предание… Женщин, так говорящих о драгоценностях, я встречала не очень часто. Прячу язвительную улыбку и интересуюсь, кто сообщил, что именно было похищено.
– Кто? – переспрашивает Малецкая. – Я и Августа Дмитриевна, давнишняя приятельница Стуковой.
– А родственники у Стуковой были?
– Да… Конечно, были. Две племянницы. Римма и Людмила. Римма
– Племянницы часто навещали Стукову?
– Не очень…
– Почему так?.. Ведь тетка, да еще состоятельная.
Малецкая мнется, и я укоризненно улыбаюсь. Она отвечает:
– Мне кажется, Анна Иосифовна спекулировала своим положением богатой тетушки… Она часто меняла отношение к племянницам. То с ее уст не сходила Римма, и та начинала бывать чаще. Потом вдруг резкое охлаждение, и место Риммы занимала Людмила. И делалось это Анной Иосифовной как-то… напоказ, что ли… А от этого девочки ссорились…
– Какого возраста племянницы?
Малецкая оценивающе оглядывает меня, говорит:
– Примерно вашего…
Улыбаюсь:
– Не возражаете, если я запишу ваши показания?
Она не возражает. Усаживаюсь за стол, вынимаю из сумочки бланк протокола допроса, разглаживаю его и записываю услышанное. Малецкая терпеливо отвечает на уточняющие вопросы. Однако последний из них заставляет ее измениться в лице. Она стискивает руки:
– Перевод?.. Я увидела его только во время обыска. Потом муж объяснил, что взял его у почтальона, чтобы передать Анне Иосифовне, но закрутился и забыл…
Наверное, Малецкий очень сильно закрутился, если положил перевод в словарь иностранных слов, стоящий во втором ряду книг на пропыленной полке.
Но вслух я этого не говорю. Улыбаюсь и протягиваю протокол:
– Ознакомьтесь.
Малецкая бегло просматривает запись своих показаний, расписывается.
Въезжаю во двор речного училища. У дверей толпятся курсанты. Черная форма сидит мешковато, но они уже считают себя речными волками. Фуражки лихо сдвинуты на затылок, в зубах сигареты. Увидев меня, новоиспеченные речники расправляют плечи, выпячивают грудь и втягивают живот. Прохожу через частокол глаз.
В преподавательской от седеющей полной женщины узнаю, что Малецкий у заведующего отделением и освободится не раньше чем через час. Позволить себе тратить столько времени на ожидание не могу и, решив пока допросить другого соседа Стуковой, сбегаю по лестнице.
Через десять минут вхожу в здание строительного управления. Открыв дверь с табличкой «Отдел материально-технического снабжения», спрашиваю у мужчины, сильно похожего на героя Рабле, где найти начальника отдела, товарища Киршина. Мужчина поворачивает ко мне все свои три, наложенные друг на друга подбородка и тоненьким голосом сообщает, что он и есть тот самый товарищ.
Меня это радует. Снабженцы подобны перелетным птицам, и застать их в кабинете – огромная удача. Прохожу и усаживаюсь за свободный стол.