Рикошет
Шрифт:
Наконец, когда губы увлажнились от ее сока, он приподнялся, поцеловал ее рот и одновременно глубоко вошел в нее. Он думал, он ясно все помнит. Ничуть. Это было лучше, чем воспоминания. Она обхватила его целиком, стиснула. Жаркая и тесная. Женщина. Элиза.
Он согнул ей одну ногу и прижал к груди, чтобы усилить наслаждение, и начал толчки. Кончиками пальцев она ласкала ему поясницу, ягодицы, складку между ними. От этих прикосновений можно было сойти с ума.
Его толчки становились быстрее и глубже. Он хотел было
Ее тело выгнулось дугой. Она выкрикнула его имя и стиснула в объятиях.
Опустошив себя в нее, он подумал: «Разве может быть неправильным то, что приносит такое настоящее, совершенное наслаждение?»
Они лежали лицом к лицу на одной подушке. Она держала в своей руке его обмякший пенис; каждый раз, когда ее большой палец дотрагивался до его головки, по всему телу Дункана разливалась волна удовольствия.
— Я не мог больше сопротивляться, — сказал он. Она с легкой грустью взглянула на него:
— Ты будешь жалеть о том, что сделал? Он прижал ее к себе, шепнул ей в волосы:
— Нет. Нет. Что бы ни случилось, я об этом не пожалею.
Они поцеловались. Когда они оторвались друг от друга, он сказал, криво усмехнувшись:
— После того, что я вчера наговорил, прийти к тебе было большой наглостью. Почему ты не выгнала меня к чертовой матери? Не велела оставить в покое?
— А вдруг ты бы послушался?
— Ты не хотела, чтобы я убирался к чертовой матери и оставлял тебя в покое?
— Увы, нет.
Они радостно улыбнулись друг другу. Его ладонь лежала у нее между бедер. Он слегка ее напряг.
— Элиза, дело ведь не только в этом.
— Правда?
Он покачал головой.
— Может быть, когда я тебя увидел впервые, это и было правдой. Но даже когда я узнал, кто ты, когда решил, что после этого торжественного ужина никогда больше не увижу тебя, я думал о тебе. Везде, всюду. В ту ночь, когда умер Троттер, я понял, почему. Ведь это было так очевидно. У тебя был такой вид… Покинутый. Одинокий. Печальный.
Она погладила его по щеке.
— Ты богатая светская дама, с влиятельным красавцем-мужем, который носит тебя на руках. Я не мог понять, почему у тебя такой несчастный вид… Господи, я только сейчас нашел верное слово. Испуганный. Ты была испуганной. И хотя ты была главной подозреваемой, первым делом мне захотелось тебе помочь.
— Когда я пришла к тебе домой в то утро, ты, кажется, совершенно не хотел мне помогать.
— Я боялся.
— Меня?
— Всего. Сколько бы я ни напускал на себя благородство и важность, я отчаянно тебя хотел. Обнаженную, вот как сейчас. Не улыбайся. Для полицейского это огромная внутренняя борьба.
— Я просто рада, что ты отчаянно меня хотел,
Он чуть отстранился. Испытующе посмотрел на нее. Она кивнула:
— Я же говорила об этом той ночью в доме. Разве ты не слушал?
— Слушал. Но я думал, ты говоришь в общем.
— Нет, — сказала она. — Ты потряс меня так же, как и я тебя, Дункан. Я думала, годы, прожитые с Като, убили эту часть моей души. Я думала, что никогда не смогу полюбить. Но ты заговорил со мной на том торжественном вечере, и у меня сердце замерло при виде тебя.
— Твое сердце замерло при виде меня? Правда? Она согласно хмыкнула.
— И с тех пор замирает каждый раз, когда мы встречаемся. Дункан, мне отчаянно нужна была твоя помощь. Но с тем же отчаянием я хотела быть с тобой.
Она потянулась поцеловать его в грудь, нежно куснула, языком поиграла с его соском.
Дункан почувствовал, как снова начинает отвердевать в ее ладони, но отстранился.
— Нельзя, — мрачно сказал он. — Мы с тобой за безопасный секс, а предохраняться нечем.
По ее лицу пробежала тень, глаза затуманила грусть.
— Неважно. — Она замолчала, потом вздохнула. — Като твердо сказал, что ребенок ему не нужен. По его настоянию еще до свадьбы мне перевязали маточные трубы.
Дункан не шевельнулся. Слова медленно доходили до его сознания.
— Я согласилась, поскольку ни за что не хотела ребенка от него. Тогда для меня самым главным было отомстить за Чета, об остальном я не думала. Мне казалось, что бездетностью можно за это расплатиться.
Он крепко прижал ее к себе. Прижал ее голову к груди. И подумал, что Като Лэрда он, пожалуй, все-таки убьет.
Элиза узнала отрывок из классики, который он играл на пианино. И улыбнулась, не открывая глаз. Он соврал, когда сказал ей, что играет «иногда». Чтобы так уверенно играть Моцарта, надо играть часто. Что еще она не знает о Дункане Хэтчере?
Она знала, что он превосходный любовник. Все ее тело восхитительно ныло. Они занимались любовью много часов, отрываясь друг от друга только по причине естественных надобностей и еще один раз, чтобы выпить по стакану воды со льдом. Она взбодрила их силы, и они снова ринулись друг на друга.
В перерывах они подолгу разговаривали, иногда просто болтали любовную чепуху. Рассказывали о себе, узнавали друг о друге все новое и новое — увлекательное занятие для тех, кто недавно влюблен.
Но часто они говорили о серьезных вещах. Каждый раз при имени Като Элиза напрягалась. Но она понимала желание Дункана нанести удар быстро и решительно. Он строил планы. Она слушала, спорила, предлагала просто уехать вместе, а Като и Савич пусть катятся ко всем чертям.
Но он не мог бросить свои обязанности.