Рим, папы и призраки
Шрифт:
— О да, — проговорил он, погладив броши и эмблемы на груди. — Здесь хватит на случай необходимости. Однако я рисковал своей головой за эту страну, и если мне хочется, чтобы персона моя искрилась самоцветами, почему же нельзя поразвлечься? Я заслужил это!
В части царственных нарядов Солово скорее склонялся к простоте черных одеяний драчливых Борджиа, однако он давно познал бесконечное разнообразие человеческой природы, а потому улыбнулся и согласно кивнул.
Тем временем, выстрелив в цель, Генрих вновь завел прежнюю песню.
— Я — добрый король, — он откинулся назад, прищуренными глазами разглядывая виднеющийся
Солово не назвал бы сухим народ, с которым столкнулся по дороге из гавани Певенси до стен лондонского Тауэра, — веселый, жестокий, готовый пустить в ход дубинку. На его привередливый вкус вся здешняя культура нуждалась по крайней мере в пятистах годах развития и страданий, прежде чем можно будет судить о ней здраво и корректно.
— Учти, — настаивал Генрих, — от лучников и прагматиков-купцов ничего лучшего ждать не приходится, однако малую толику драгоценного дохода можно выжать из королевства поэтов. Нет, кроме Англии я ничего не хотел и ее-то получил.
— Древние пророчества, ваше величество, — заметил находившийся рядом де Пуэбла. — Все было предопределено Господом.
Генрих отвечал безапелляционно:
— Мне, парень, так не казалось, когда палка с тряпкой клонилась вниз при Босворте, — мрачно буркнул он, — и этот длинный сукин сын, Ричард, прорубался все ближе и ближе. «The Armes Prydain»[ 41] звучал жидковато. Скажу тебе, нас тогда было немного!
— В стихотворной кельтской версии, адмирал, — для пользы дела напомнил де Пуэбла, — предсказывается, что союз рассеянных кельтских племен поразит врага-саксонца.
41
воинский клич (Prydain = Британия); также имя мифического предка бриттов Придейна
— «Воины прогонят иноземцев до Дарема… — процитировал Генрих. Англичанам не будет возврата… Встанет Уэльс в могучем единстве… Народ английский перестанет зваться воинственным…» и так далее и так далее. Просто-напросто бардские штуковины, если спросите мое мнение. Короче, как насчет короля Артура?..
— Ах да, — вмешался капитан Солово, ограничившийся беглым (на один день) знакомством с современной литературой. — Ваш потерянный король и его священная гребля… [42]
42
адмирал хотел сказать «Грааль»
— Вы это про Грааль? — спросил Генрих, лишь на мгновение смутившись. Конечно, я использую все это, как вы понимаете. Своего первенца я назвал Артуром, чтобы заручиться поддержкой кимвров.
Адмирал выразил одобрение. В словах короля слышался приятный цинизм.
— То есть вы будете слышать это по пять раз на дню, — продолжал Генрих, — от кимвров и корнуоллской знати, сумевшей пробиться ко двору на гребне моих побед. И все потому, что кузен их мамочки изволил поднять за меня клинок — или изволил бы, не будь в тот день так дождливо. Ах! У меня не хватает на них времени, адмирал, а они всегда гладят против шерсти. К тому же я знаю англичан — они либо честолюбивы, либо медлительны, но если этим идиотам удастся их раздразнить, они проснутся! Их в шесть раз больше, чем нас, даже если считать вместе всех мужчин кельтской породы… и кто же слыхал об этом? Однажды всем нам непременно перережут глотки. Но я-то скоро их всех разочарую, как и уэльских хвастунов… подождите и увидите.
Адмирал Солово понимающе улыбнулся.
Король Генрих на одобрение ответил оценивающим взглядом.
— Пойдемте, — сказал он наконец, словно бы разрешив какое-то внутреннее противоречие. — Я объясню вам, в чем, собственно, состоит все дело.
Адмирал позволил, чтобы его отвели к ближайшему окну.
— Вот! — торжествующе проговорил Генрих, показывая на суету во дворе. Лондонский Тауэр! Звучит, не правда ли? Эти слова приличествуют советам могучих и знатных. Чего не скажешь, например, о Тауэре Лландаффа или Тауэре Бангора.
— Не скажешь, — не думая, согласился Солово, занятый мыслями о жене и о том, куда она могла упорхнуть.
— Это прямо как в яблочко, адмирал, — пояснил Генрих. — В самый центр мишени, куда хочет попасть любой мужчина… Отсюда все начинается — сила и власть. И при нормальном ходе событий можно разбираться с тем, что происходит во внешних кругах мишени, как и когда угодно. Но что же я обнаруживаю? Я вижу, что кто-то или что-то растягивает эти зоны, растаскивая по частям мое суверенное королевство, загоняя меня назад, в самый центр его. Вот почему я запросил вас у вашего хозяина и — могу добавить — заплатил его святейшеству полновесным пенни за это право.
— Ну я-то не получу ни гроша из этой суммы, уверяю вас, ваше величество, — проговорил Солово, опасаясь встретиться здесь с той же скаредностью, что и при дворе папы Борджиа.
— Без сомнения, чтобы еще больше унизить вас, — ответил Генрих, внимательно приглядывая за погрузкой сена в телегу на предмет расточительности. — И все же вы надеетесь, что я дисконтирую счет, будучи лояльным сыном церкви и так далее.
— Не знаю, ваше высочество, — отозвался адмирал Солово. — Я не знаком с миром коммерции.
Генрих поглядел на адмирала как на больного.
— О, мне действительно весьма жаль слышать подобное, — произнес он и, тот час забыв про сочувствие, перешел прямо к делу: — Разберитесь, прошу вас, адмирал. Поезжайте утром и расставьте все по местам. Что я получил, то храню — такая вот игра, а что храню, надеюсь в целостности передать обоим своим сыновьям.
Солово кивнул.
— Симпатичные молодые люди.
— Что вы имеете в виду? — словно ножом отрезал Генрих, вдруг сделавшийся подозрительным. — Откуда вам знать? Артур, принц Уэльский, находится в своем дворе в Марче, юный Генри тоже с ним.