Рим. Цена величия

Голубева Юлия

Юния слабо улыбнулась и с признательностью пожала подруге руку.

– Но даже бледность красит тебя, – искренне сказала Агриппинилла. – Получила сегодня письмо Ливиллы. Они возвращаются из Капуи. Даже дядя Клавдий уже вызван в Рим.

– Я знаю, сама писала им. Агенобарб вернулся?

– Да как же. Через раба дал знать, что скоро будет. Пьянствует в лупанаре. Обвинение снято с него и Вибия Марса, сенатом приговор уже вынесен. Альбуцилла задушена, остальные сосланы. Аррунций вскрыл вены, теперь доносчикам не достанется ничего. Спасибо тебе, подруга! Жаль, что никто не сможет узнать о твоем благородном поступке. Мой дикий супруг обязан тебе жизнью.

– Еще

бы, ведь моя жизнь перестала бы радовать меня, если б я больше не услышала его пения, – расхохоталась Юния, но тут же замолчала, испугавшись, что причинит боль Агриппинилле напоминанием о влюбленности в нее Агенобарба.

Но та сама от души рассмеялась:

– Не думаю, что он станет вновь подражать Аполлону. А Друзилла тоже приезжает. Ты простишь ее? Уж теперь-то она признает себя виноватой.

Юния равнодушно пожала плечами и стала рассказывать подруге о последних днях в Мизене, о смерти Тиберия.

– Ну, а скажи мне, что ты думаешь о Макроне? Сегодня, я слышала, Энния вернулась из Анция.

– Да поможет им Юнона, дарительница семейного счастья! – только и промолвила Клавдилла, потушив в душе вспыхнувшую искру ревнивой злобы.

Но Агриппиниллу не так легко было провести.

Великолепный пир во дворце Тиберия презрел все прежние запреты на роскошь и излишества. Такого праздника еще не видывало нынешнее молодое поколение, и о таком празднике долгое время мечтало старшее.

Калигуле важно было упрочить свое нынешнее положение. Всех одарили драгоценными подарками, ведь теперь в распоряжении правителя была полная государственная и личная императорская казна. Можно было позволить любую роскошь. Юния появилась в таком богатом египетском наряде, что у гостей захватило дух. Золоченную ткань в изобилии усеивали изумруды, на лунных волосах покоилась зубчатая диадема, сияющая, как тысячи солнц. Супруга Цезаря шла под руку с Агриппиниллой, которой также достался в подарок драгоценный наряд. Энния Невия была уязвлена до глубины души, потрясенная тем, что бывшие враги примирились. Но ей пришлось молча проглотить обиду и униженно просить у Юнии прощения за глупые подозрения. В ответ Клавдилла доверительно сообщила ей, что связь с Макроном действительно имела место, но политическая, а не любовная, как они по глупости предполагали. Но Друзилла еще ответит за свои козни.

Калигула еще раз зачитал завещание Тиберия, предусмотрительно выпустив пункты о наследовании власти, а сразу обратившись к отказанным деньгам. Более того, император объявил во всеуслышание, что будут приведены в исполнение и те завещания, которым алчный Тиберий не дал ход. Затем Гай объявил, что завтра же особым эдиктом объявит об изгнании спинтриев из Рима. Взгляды присутствующих поспешно обратились к Вителлию – многие были свидетелями того, как Тиберий обещал руку божественной Клавдиллы этому юнцу. Но Авл сидел с непроницаемым лицом и делал вид, что это его не касается.

На этом празднике жизни все как-то позабыли, что в дальних комнатах покоится еще не погребенное тело бывшего цезаря.

Тело Тиберия сожгли в третий день апрельских нон на Марсовом поле сразу после праздника Плеяд. Новый император произнес надгробную речь. Все члены семьи Германика собрались в тот день на Марсовом поле. Квириты с удивлением рассматривали седого Клавдия с трясущейся головой – брата знаменитого полководца, любовались красавицами сестрами и поражались, что сама отшельница Антония явилась хоронить того, кто погубил ее сына и внуков. Она

ни с кем из своей семьи не перемолвилась и словом и так же тихо удалилась в свой дом на окраине Рима, чтобы запереться вновь. Жена Ирода с детьми уже покинула это унылое пристанище.

Клавдий разбогател. Юния настояла, чтобы он переселился в Рим, в пустующий дом Германика. По завещаниям Ливии и Тиберия ему причиталась большая сумма.

Начало правления нового цезаря обещало Риму благо и процветание. Едва окончились похоронные обряды и прах Тиберия упокоился, как Гай с супругой отплыл на острова, где были похоронены Агриппина и Нерон. Юния тяжело перенесла штормовую погоду, но, вопреки настояниям мужа, не пожелала остаться. Они собственноручно собрали полусожженные останки и привезли в Рим, где сожгли их до конца и захоронили в мавзолее Августа, в котором уже покоился прах Германика и брата Друза. Теперь вся семья оказалась вместе. По случаю этого события был учрежден ежегодный праздник с гладиаторскими играми и жертвоприношения в честь лара матери и ларов братьев, а сентябрь особым эдиктом переименован в германик.

И это было только начало пятимесячной череды празднеств, что в изобилии тешили римский народ…

LXI

Ловкие пальцы рабыни втирали ароматное масло. Обнаженная Юния возлежала на мягкой кровати. Рядом, облокотившись на спинку, сидел Калигула и с восхищением любовался этой картиной. Это уже стало утренним ритуалом. Всякий раз он не выдерживал, прогонял рабыню, и они окунались в воды купальни вместе. Харикл все еще запрещал им близость из-за частых приступов дурноты у Клавдиллы, но изредка они все же нарушали предписания врача.

Любовь их расцветала все сильней, хотя теперь к услугам императора была любая девушка империи. Но ни одна не могла похвалиться победой над Калигулой. Кроме жены, женщин для него не существовало.

Каждый день Гай нетерпеливо прижимался к животу Юнии, стараясь уловить биение новой жизни. Но их ребенок еще спал, убаюканный нежностью и ласковой заботой.

– Скажи мне, милая, – шептал Гай, – когда наш сын начнет шевелиться?

– Ох, любимый, как ты нетерпелив, – вздыхала Юния. – Харикл сказал, что не раньше чем округлится мой живот и пройдет четыре месяца со дня зачатия.

– Кажется, нашего сына мы зачали глубокой ночью.

Юния улыбнулась ласковым словам.

– Эта ночь принесла нам не только избавление от гнета Тиберия, но и величие и новую жизнь. Знаешь, стоит учредить на эту дату ежегодный праздник, – сказал ей Гай.

Охваченная неприятными воспоминаниями, Клавдилла отрицательно покачала головой. У Гая получилось быстро забыть, каким путем он пришел к власти, но уж она-то помнит все точно наяву и так же ощущает на плече ледяную хватку их жертвы. И уже столько времени, несмотря на целебные притирания, не проходят пять круглых синих пятнышек от пальцев убитого старика. Вечное клеймо для убийцы и вечное напоминание о жертве во имя величия.

Калигула вдруг отвлек ее от грустных мыслей восторженным возгласом:

– Слава Юноне! Он все-таки зашевелился. Правда!

Легким усилием рук Юния отвела его голову от своего живота и с улыбкой проговорила:

– Сапожок! Ну побудь хоть немного серьезным. Этого просто не может быть. Маленький Гай еще спит.

Они хотели бы еще долго быть друг с другом в это утро, но Калигуле надо было спешить в сенат. Он ласково утешал погрустневшую супругу, обещая приехать сразу после заседания в театр Помпея.