Рим. Цена величия
Шрифт:
Макрон опять заметил колебание в глазах Силана и понял, в чем его сомнения. Он слишком много говорит о себе.
– Может, это и так, как ты говоришь, Невий Серторий, – сказал Силан после некоторого раздумья. – Но…
– Опять «но»?! – с горячностью воскликнул Макрон. – Какие могут быть сомнения в моих словах, сенатор? Едва ты окажешься пред рекой забвения, как рядом с тобой отопьет мутной воды и тот, к кому, как говоришь, ты так привязан. Голова Гемелла падет от того же дамоклова меча, что висит сейчас над тобой. Неужели Калигула оставит жить приемного сына и наследника Тиберия, если
– Я согласен, – твердо ответил Силан, выслушав Макрона. Теперь тот не видел ни малейшего признака колебания. – Я тебе обещаю: сенат поддержит кандидатуру Гемелла, после того как мой зять умрет от несчастного случая или от руки сумасшедшего убийцы. Ведь я верно растолковал твои слова? Ты уберешь Калигулу, спасая Рим, и поставишь Гемелла у власти?
Макрон кивнул. Юний упрям и намеренно настаивает на кандидатуре Гемелла, давая знать, что сенат не примет другого императора. Что ж, посмотрим, что запоют сиятельные отцы, когда преторианцы возьмут курию в кольцо. Макрон не так глуп, чтобы ставить у власти тех, кто поступит с ним так же, как Калигула.
– Значит, заговор состоялся, – подытожил Макрон слова Силана.
– Есть еще посвященные? Кто станет исполнителем?
– Посвященных в заговор нет и не будет, – уверенно солгал Невий, не желая раскрывать участие Друзиллы. – А убийца будет действовать из мести. Его нельзя ни во что посвящать. Если все сорвется, под пытками он сознается. А так… На нас не падет ни тени подозрения.
– Но кто он? – продолжал настаивать Силан на подробностях. – Намечена ли дата?
– Я все продумал. Это свершится в праздник Венеры, на седьмой день до октябрьских ид. А имя исполнителя я пока оставлю в тайне. Добейтесь приглашения на пир во дворец.
– Я согласен, – повторил Силан.
Они допили вино, и Юний провел гостя к домашнему алтарю, где они принесли клятву, призвав в свидетели богов и принеся жертвы. После этого Макрон закутался в плащ, вскочил на коня и отбыл, провожаемый хозяином с факелом в руке.
LXXXII
Друзилла перебирала тонкими пальцами алые лепестки роз, в изобилии рассыпанные в теплой ароматной воде. Макрон, по пояс погрузившийся в бассейн купальни, наблюдал за ее изящными движениями с немым обожанием. Ее дикая красота восхищала его, он мог провести так не один час, наслаждаясь созерцанием своей возлюбленной.
А она без умолку засыпала его вопросами о разговоре с Силаном, но префекту претория хотелось покоя, и он отмалчивался, наслаждаясь теплой водой, фалернским вином и сладкими губками любовницы.
– Как ты несерьезен, Невий, – с укором произнесла Друзилла уже в десятый раз, скрывая улыбку. – Нежишься, точно сибарит.
– Хочешь смеяться – взгляни на меня: Эпикурова стада я поросенок; блестит моя шкура холеная жиром [27] , – с чувством ответил Макрон, вызвав у нее взрыв хохота.
27
Гораций. «Послания» I, 4, 16 (пер. Н. Гинцбурга).
– Ты
Макрон ухмыльнулся, припомив, что именно таким прозвищем наградили его легионеры в далекие боевые времена.
Он незаметно для себя размечтался, погрузившись в теплую ароматную воду по грудь и прижав к себе притихшую Друзиллу. Император Гней Невий Серторий Макрон! Он видел себя на золотой колеснице в пурпурном плаще, въезжающим в Рим в лавровом венке триумфатора, за ним шагают легионы, тянутся повозки с грудами захваченных сокровищ, униженные царственные заложники, множество рабов. И все рукоплещут ему и его прекрасной жене с черными волосами, горделиво стоящей рядом на колеснице.
Тихий кашель Друзиллы вспугнул и развеял его мечты. Щеки ее разгорелись ярким румянцем, и она, прикрыв рот ладонью, сотрясалась в кашле.
– Что с тобой, моя пантера? – обеспокоенно спросил Макрон. – Подхватила осеннюю простуду?
– Ничего страшного, – с усилием произнесла она и, оторвав ото рта ладонь, поспешно опустила ее в воду. – Не беспокойся.
Но он заметил, как слегка порозовела вода. Неужели она кашляет кровью? А может, показалось из-за алых лепестков?
А за несколько кварталов от тайного прибежища любовников – дворца наслаждений Лары Варус – одна подруга утешала другую, изливающую у нее на плече свое горе.
– Я не знаю, как жить дальше, – стонала Энния, заливая белую столу Ливиллы потоками слез и сурьмы. – Макрон изменяет мне! Наша любовь прошла! А я, глупая, надеялась… Теперь он отошлет меня обратно к отцу.
Добрая Ливилла, как могла, старалась ее утешить:
– Но ведь все римские мужчины проводят время с гетерами. Где были твои глаза? Неужели он никогда раньше не посещал лупанары? Да они с моим братом чаще остальных бывали там. Я знаю, что Виниций тоже ходит к Ларе Варус, но смотрю на это сквозь пальцы.
– При чем здесь твой Виниций? Он любит тебя и лишь составляет компанию друзьям, когда они хотят поразвлечься. Мне плевать на их забавы с римскими шлюхами. У Макрона появилась постоянная любовница! Он все ночи напролет проводит с ней и возвращается к полудню уставший, с красными глазами, пахнущий духами. Как видишь, и сейчас его нет. А этот запах сводит меня с ума! Весь дом пропитан им. Это запах его любовницы! Я знаю, она не простая гетера, а патрицианка, знатная и очень богатая. Эти духи очень дорогие, маленький флакон стоит как множество рабов.
Ливилла задумалась. Вид Эннии, растрепанной и жалкой, с залитым слезами лицом и распухшим носом, внушал ей сострадание.
– Ты кого-то подозреваешь? – спросила она.
– Нет. – И Энния зарыдала еще громче. – Если раньше я была уверена, что это Юния, то теперь я не знаю, что и думать.
– Ну, хоть Клавдиллу ты оправдала. Наконец-то, – произнесла Ливилла с едва заметной усмешкой. – Мой тебе совет, красавица. Бросай лить слезы и мучить себя понапрасну. Тебе не удастся вернуть Макрона, если он только сам того не захочет. Но чтобы не возвращаться к отцу, следует подыскать тебе нового супруга.