Римлянин 2
Шрифт:
Гибель офицеров превращает вражеское подразделение в бессмысленную массу, не склонную к сопротивлению. Когда-нибудь они догадаются, что это происходит не случайно…
Тем временем жужжал свинец, копыта коня глубоко погружались в жидкую грязь, когорты упорно наступали, реализуя потенциал выбранной тактики на максимум.
Потери иберо-англичан начали исчисляться тысячами, потому что пули летят прицельно, а не в сторону противника, но и ответный огонь наносит потери легионерам.
Таргус ни за что бы не согласился на встречный бой, потому что он чреват большими потерями,
Иберо-англичане привели с собой примерно тридцать пять тысяч солдат. Этого достаточно, чтобы закрыть вопрос с обороной Ганновера, а также нанести Таргусу непоправимый ущерб при классическом для этой эпохи боестолкновении. И ухищрения в виде новой тактики, высокой компетенции командования с образцовой выучкой личного состава, не слишком-то помогут избежать существенных потерь.
В прошлый раз всё было совершенно иначе. Во время битвы против франко-баварцев, Таргус решился на прямое боестолкновение только из-за комбинации с выходом Ласси в тыл противника. Это существенно сократило потери, так как противник был уничтожен предельно быстро.
Сейчас фокуса с Ласси повторить не удастся, потому что ненастная погода и грязь замедляют передвижения армий, а также территория Ганновера для Таргуса неизвестна. У него до сих пор не было подробной карты местности, что слегка нервировало.
Хрипели мушкеты противника, пороховой дым медленно стелился по земле, кричали раненые, ржали лошади и щёлкали нагайки.
Иррегуляры Ласси выполнили свою задачу и отступали в тыл. Много кто не выжил, но это война.
Вообще Таргус несколько переоценил роль конных иррегуляров в современных сражениях. Он с удивлением для себя отметил когда-то давным-давно, что местные крестьяне почему-то боятся всадников.
При виде наступающей кавалерии их сковывает первобытный страх, лишающий способности мыслить и действовать. Строй разваливается, сопротивление слабнет, и они становятся лёгкой добычей.
Таргус для себя объяснил это наследственной крестьянской забитостью. Кавалерист — это обязательно аристократ, так было в Средневековье. Не смей поднимать руку на аристократа, смерд!
Страх перед кавалерией из легионеров выбивается плетями и дисциплинарной когортой.
Легионеры, вооружённые длинными ружьями со штыками, отправляют к Теллур любое количество кавалеристов. Методики давно отработаны, имеются специальные стальные шипы с цепями, поэтому слишком большой проблемой конники врага для легиона не являются.
Но казаки, ударив во фланг иберо-английской армии, начали сеять смерть и хаос, умирая в процессе, но ещё больше убивая. Казацкие сабли и пики были специально предназначены для массового убийства пеших воинов, поэтому оказались очень эффективными против потерявших всякое управление иберо-англичан.
Английская пехота не представляла собой ничего особенного в плане боевых качеств и дисциплины. Разве что красные мундиры делали их отличными мишенями на этих оранжево-желтоватых осенних полях.
Иберийская пехота показала себя гораздо лучше. Это именно иберийцы стали инициаторами попытки
Легионеры все как один облачены в серую форму, зачернённые кирасы и шлемы, без каких-либо бросающихся в глаза знаков отличий. Таргус планировал перевооружение всех легионов на форму цвета хаки, но это будет потом, в плановом порядке.
Вообще, местная военная мысль пока что плохо понимала концепцию камуфляжа, наоборот, войска должны выглядеть ярко, красиво, поражая противника диковинностью расцветок. А офицеры здесь — это вообще отдельная тема. Они наряжаются так, будто участвуют не в боевых действиях, а на показе мод. Естественно, эти их попугайские расцветы здорово облегчают работу «суркулусам», то есть стрелкам из особой центурии.
Офицеров легиона можно отличить только по их действиям и положению в строю, в остальном они мало отличаются от рядовых легионеров.
И до этого они тоже додумаются своей головой. Только не сегодня.
Когорты показали себя очень хорошо, понеся определённые потери, но в ответ уничтожив десятикратно больше.
Армия противника больше не представляла собой организованную силу, поэтому её окончательное уничтожение стало лишь вопросом времени.
Таргус придержал коня, решив, что он сделал всё, что от него зависело.
И тут из кустов сверкнула вспышка. Левую часть лица ослепительно больно обожгло.
Рефлекторно вскинув винтовку, Таргус выстрелил в повисший дымок, а затем уронил оружие и разрядил мгновенно выхваченный из кобуры револьвер. Но это было не нужно, так как сопровождающая его охрана тщательно обстреляла кусты.
— Ваше Величество, с вами всё в порядке? — обеспокоенно спросил адъютант.
Было адски больно, казалось, что левую скулу кто-то грызёт.
— Врача, вашу мать! — заорал Таргус, поскакав в сторону медпункта.
Кровь заливала рот, ветер очень болезненно обжигал рану. На ходу разорвав пакет из этилцеллюлозы, Таргус достал из него ампулу спирта, вылил её содержимое на бинт и приложил к ране.
— Ах, сука! Сука! — ощущения были острыми, но так было надо.
— Ваше Величество! — обеспокоенно воскликнул адъютант. — Могу я чем-то помочь?!
— Это хренова царапина! — отмахнулся Таргус. — Но нужно обеззаразить и зашить её!
Спустя несколько минут он оказался в полевом госпитале, где латали раненых легионеров. Охрана образцово заняла оборону, хотя это было бесполезно. Надо было на поле боя расстреливать каждый подозрительный куст. С капитаном охранной когорты у Таргуса чуть позже состоится отдельный разговор.
— Эй ты! — окликнул Таргус какую-то панически трясущуюся медсестру. — Шовный материал, спирт, зеркало и хирургическую иглу! Живо!
Медсестра вышла из ступора, часто закивала и помчалась искать указанные предметы.
Таргус спешился, подошёл к ближайшей палатке и сел на деревянный раскладной стул.
— Ваше Величество, я всё принесла! — тонким голосом сообщила ему медсестра.
Таких много в полевых госпиталях. Они — результат военной пропаганды, широко распространяемой по Шлезвигу.