Римская история в лицах
Шрифт:
«Аппий Клавдий, — пишет Тит Ливий, — воспылал страстью к девушке из народа и решил удовлетворить свою похоть. Отец девушки, центурион Луций Вергиний, несший службу у Альгида, был образцовым воином и гражданином. Так же была воспитана его жена, так воспитывались и дети. Дочь он просватал за бывшего трибуна Луция Ицилия, храбреца, доблестно отстаивавшего права плебеев. Девушка редкой красоты, она была уже взрослой и не соблазнилась подарками и обещаниями Аппия, и тогда тот, от страсти потеряв голову, решился на грубое насилие. Он поручает своему клиенту Марку Клавдию (клиенты носили родовое имя своих патронов), чтобы тот объявил ее своею рабыней и не уступал требованиям временно оставить ее на свободе, полагая, что в отсутствие ее отца Вергиния это беззаконие будет возможно. Когда она пришла на Форум, где среди лавок была и школа, в которой она обучалась грамоте, Клавдий, слуга децемвирской похоти, остановил наложением руки
Аппий соглашается отложить рассмотрение дела, чтобы послали за отцом, но девушку до суда пусть истец оставит у себя. Это противозаконно!
«На неправый приговор, — продолжает Ливий свой рассказ, — роптали, но никто не осмеливался ему воспротивиться, пока не вмешались дядя Вергиний, Публий Нумиторий и ее жених Ицилий. Толпа расступилась в надежде, что Ицилий сумеет противостоять Аппию, но тут ликтор объявляет, что приговор уже вынесен, и отталкивает Ицилия, не давая ему говорить...
...Толпа была возбуждена, и стычка казалась неминуемой. Ицилия обступили ликторы, но дальше угроз дело не пошло, поскольку Аппий сказал, что Ицилий, человек беспокойный и не забывший еще, как был трибуном, вовсе не защищает Вергинию, но ищет повода для смуты. Однако повода он ему не даст, и не из-за наглости Ицилия, а лишь покровительствуя свободе и считаясь с отцовским званием Вергиния, в чье отсутствие не будет совершен ни суд, ни приговор. Марка Клавдия он попросит поступиться своим правом и до завтра отпустить девушку. А если завтра отец не прибудет, пусть, мол, Ицилий и ему подобные знают — он выкажет твердость, достойную законодателя и децемвира». (Там же. 45, 46)
Конечно же, это была уловка. Аппий пишет децемвирам в войско, чтоб те не давали Вергинию отпуска и даже взяли его под стражу. Но подлый приказ опаздывает: Вергиний отбывает еще до полуночи, а бесполезное письмо о его задержании доставлено лишь назавтра утром.
«А в Риме, — рассказывает дальше Тит Ливий, — все граждане в нетерпении собрались на форуме, куда Вергиний, одетый как на похоронах, привел дочь, обряженную в лохмотья, в сопровождении нескольких матрон и толпы защитников. Здесь Вергиний стал обходить людей; обращаясь к ним, он не только просил содействия, но требовал его как должного: он-де каждый день идет в бой за их жен и детей, и никто не сравнится с ним ни храбростью, ни числом совершенных на войне подвигов. Но что в них пользы, когда в городе, не задетом войной, наши дети стоят на краю гибели, как если бы он был уже захвачен врагом?.. « (Там же. 47)
Однако помочь Вергинию никто не смог, так как никакого разбирательства дела не последовало.
«Децемвир, — продолжает Ливий, — потерявший от похоти разум, заявил, что не только по вчерашним нападкам Ицилия и буйству Вергиния, свидетели коих были все римляне, но и по другим достоверным сведениям он понял, что с целью посеять смуту в Городе всю ночь собирались сходки. И потому, мол, он, зная о предстоящей борьбе, пришел сюда в сопровождении вооруженных людей, но не ради притеснения мирных граждан, а для того, чтобы, не роняя высокого сана, обуздать тех, кто нарушает общественное спокойствие. «И потому советую вам успокоиться, — сказал он. — А вы, ликторы, расчистите путь в толпе, чтобы хозяин мог вернуть свою собственность!»
Он произнес это громовым голосом и с такой злобой, что толпа расступилась, сама принося девушку в жертву насилию. И тогда Вергиний, увидев, что помощи ждать не от кого, с мольбой обратился к Аппию: «Прости отцу, ради его горя, если я сказал против тебя неразумное слово, но позволь напоследок здесь, в присутствии девицы, расспросить кормилицу, как обстояло дело, чтобы я, если и правда не отец, ушел отсюда со спокойным сердцем.» Получив разрешение, он отошел с дочерью и кормилицей к лавкам, что расположены возле храма Венеры Очистительницы
При виде ужасного злодеяния поднялся крик, и Аппий, выйдя из оцепенения, приказывает схватить Вергиния. Но тот, размахивая ножом, под защитой шедшей за ним толпы прокладывал себе путь к воротам. Ицилий и Нумиторий, подняв бездыханное тело, показывали его, народу, оплакивая красоту девушки, навлекшую на нее злодеяние Аппия, осуществить которое вынужден был отец...» (Там же. 48)
Здесь следует остановиться на минуту и уяснить, что именно Тит Ливий и современники описываемых событий считали «ужасным злодеянием»: убийство отцом дочери или преступные поползновения децемвира, сделавшие это убийство, с их точки зрения, необходимым? Судя по всему — именно последнее. Мы сейчас вряд ли сможем похвалить отца, убивающего родную дочь. Но вспомним обостренное отношение римлян к вопросам чести, а также то, что закон и обычай давали отцу семейства право отнимать жизнь, от него произошедшую. Закон ведь всегда фиксирует то, что утверждено практикой общественной жизни. Вспомним еще, как, согласно легенде, на заре Римской Истории отец одного из братьев Горациев, убившего свою сестру за сочувствие к врагу, говорит на суде, что «дочь свою он считает убитой по праву». Такие были нравы!
Но вернемся к описанию драмы, разыгравшейся на римском форуме. Она, между тем, приобретает новую окраску:
«Мужчины, а больше всех Ицилий, негодуя, говорили о потере трибунской власти и права на обжалование перед народом.
Толпу взволновала как чудовищность злодеяния, так и надежда, воспользовавшись происшедшим, вернуть себе свободу. Аппий то вызывал Ицилия, то приказывал схватить его, но служителям не дали подойти, и тогда он сам, окруженный патрицианской молодежью, ринулся в толпу и приказал заключить Ицилия под стражу. Ицилия, однако, обступила уже не просто толпа, рядом с ним были и Луций Валерий, и Марк Гораций, которые оттолкнули ликтора, утверждая, что если Аппий прибегнет к праву, то они могут защитить Ицилия от частного лица, а если он применит силу, то и тогда они ему не уступят. Тут-то и вспыхнула жестокая распря. Ликтор децемвира напал было на Валерия и Горация, но толпа разломала его фаски. Аппий поднялся (на трибунал. — Л.О.), чтобы обратиться к народу, но Гораций и Валерий пошли вслед за ним. Народ слушал их, а децемвиру не давал говорить. Уже Валерий, словно он был облечен властью, приказывал ликторам оставить в покое честного человека — это сломило дух Аппия, и в страхе за свою жизнь, закутав лицо, он бежал с форума и незаметно укрылся в близлежащем доме». (Там же. 49)
Далее события разворачиваются стремительно. Вергиний возвращается к остатку войска, сражавшегося против эквов, и рассказывает солдатам о злодеянии Аппия. Вспыхивает бунт. Несмотря на попытки децемвиров их остановить, воины отправляются в Рим и занимают Авентинский холм. К ним присоединяются многие плебеи из города. Собирается сенат. К мятежникам направляют трех бывших консулов спросить, по чьему приказу те оставили военный лагерь. В ответ восставшие требуют прислать к ним Валерия и Горация. Только с ними будут они вести переговоры.
Тем временем Ицилий прибывает в сабинскую армию, уже и так взбудораженную, как мы помним, убийством Луция Сикция. Выслушав его рассказ, часть воинов уходит в Рим и соединяется со своими товарищами на Авентине. Валерий и Гораций соглашаются отправиться к мятежникам только при условии, что децемвиры сложат свои полномочия. Те отказываются это сделать, пока не проведут утверждение дополнительных законов. Узнав об этом, плебеи, как их предки почти полвека назад, уходят из Рима на Священную гору. За войском идут все плебеи, которым позволяет возраст.
Этот эпизод очень характерен для римского менталитета. Децемвиров уже ненавидят все — и сенаторы и плебеи. Казалось бы, что стоит низложить, арестовать или изгнать из города этих десятерых? Но на их стороне закон! Децемвиры избраны без права апелляции. Никто не может лишить их власти, пока они сами не пожелают ее сложить. Уход плебеев — способ морального давления на них.
Рим опустел. Большинство сенаторов в страхе присоединяются к Валерию и Горацию. Они говорят: «Чего еще вы ждете, отцы-сенаторы? Децемвиры не желают покончить со своим упрямством, а вы намерены допустить, чтоб все было предано огню и разрушению? А вы, децемвиры? Что же это за власть, за которую вы так крепко держитесь? Или вы собираетесь вершить суд над крышами и стенами? И вам не стыдно, что ликторов на форуме чуть ли не больше, чем остальных граждан? Что если плебеи, увидав, что на нас не действует их уход, вернутся с оружием в руках? Или вы хотите, чтобы ваша власть пала вместе с самим городом?» (Там же. 52)