Римская история в лицах
Шрифт:
Аппиан описывает целый ряд эпизодов этой охоты за людьми, называет еще с дюжину имен и заканчивает свое описание так:
«Никому не разрешено было предавать погребению кого-либо из числа убитых; тела их растерзали птицы и псы. Безнаказанно убивали друг друга политические противники; другие подвергнуты были изгнанию, у третьих было конфисковано имущество, четвертые были смещены с занимаемых ими должностей. Законы, изданные при Сулле, были отменены. Все друзья его предавались смерти, дома их отдавались на разрушение, имущество конфисковывалось, владельцы его объявлялись врагами отечества. Искали даже жену и детей Суллы, но они успели бежать». (Там же. I, 73)
Городские ворота были закрыты. Пять дней и ночей без перерыва продолжалась бойня в Риме. А потом еще в течение нескольких месяцев по всей Италии разыскивали
У Цинны не хватало ни сил, ни мужества обуздать ненасытную ненависть своего союзника. Он даже вынужден был провести его избрание вместе с собой консулом на следующий, 86-й год. Так осуществилась лелеянная Марием в течение последних тринадцати лет мечта — он стал консулом в седьмой раз (предание утверждает, что и это ему было предсказано). Но если в первые свои консульства Марий был гордостью своих сограждан, в шестом сделался их посмешищем, то теперь он стал предметом страха и ненависти всего римского народа. Быть может, за исключением некоторых богачей и банкиров из числа популяров, которые сказочно наживались на дешевых распродажах имущества, конфискованного у жертв террора. К счастью для римлян, через шесть дней после вступления в должность Марий заболел горячкой и спустя неделю умер.
С согласия Цинны, Квинт Серторий, наверное, единственный достойный римский полководец, перешедший на его сторону и непричастный к террору, под предлогом выплаты жалованья собрал на площади около четырех тысяч бандитов Мария. Затем окружил их своими надежными войсками и перебил всех до одного. Только тогда Рим и Италия наконец вздохнули с облегчением.
Так закончилась долгая жизнь Мария, сына батрака, семь раз римского консула, победителя Югурты, реформатора войска, спасителя отечества от нашествия варваров, тирана и палача. Главными стимулами этой жизни были неуемное честолюбие, зависть в сочетании с комплексом неполноценности и месть за перенесенные унижения. В ней были и взлеты на вершины славы, и жалкая роль предателя, и восторженное поклонение народа, и бесславное забвение, и, наконец, гнусная жестокость, увенчавшая всеобщей ненавистью ее финал.
Для нас же в контексте всей римской Истории, пожалуй, важнее всего отметить то, что побудительные мотивы действий Мария всегда оставались мелкими. Не слава и могущество Рима, а личный успех и личная обида были движущими силами его чаяний и поступков. Увы, мы вправе расценивать это как еще одно свидетельство падения римского духа и постепенной утраты высоких традиций древней Республики, которыми было отмечено начало I века до Р.Х в Риме.
Глава X
Сулла
(90-78 гг.)
Наверное, у многих пишущих возникает соблазн как бы отметиться в своем времени, использовав разок-другой некоторые без меры популярные в нем эпитеты. Поддавшись этому соблазну, напишу, что поступки Суллы, наверное, казались римлянам I века до Р.Х. непредсказуемыми, а суждения историков о его личности весьма неоднозначны. Так, например, в своей классической Истории Рима, вышедшей в середине прошлого века, Моммзен начинает итоговую характеристику Суллы словами: «Потомство не оценило по достоинству ни личности Суллы, ни его реформ; оно несправедливо к людям, идущим против потока времени. В действительности же Сулла — одно из поразительнейших явлений в истории, пожалуй, единственное в своем роде...». А заканчивает так:
Отзыв современного французского историка Борде звучит совсем иначе: «Сулла представляет собой наиболее непонятный персонаж римской истории. Далеко превосходя Мария по уму, он был циничным авантюристом, презиравшим и государственные учреждения, и людей, но в то же время аристократом, преданным традициям и предрассудкам своей касты. Холодный и методичный в расчетах честолюбец, он вместе с тем слепо верил в свою удачу, именовал себя Сулла Счастливый. Великий стратег и великий политик, он без всякого стеснения проявлял вероломство и самую отвратительную жестокость, когда считал это полезным». (М. Bordet. Precis d'his-toire Romaine. Paris, 1969 (перевод Л.О.)) Различие в оценках довольно существенное. Что же до представления о Сулле большинства наших современников, знакомых с римской историей лишь поверхностно, то его, я полагаю, можно выразить одним словом — злодей, что далеко не полно характеризует этого бесспорно яркого и, действительно, несколько загадочного деятеля древнего Рима.
Наше первое знакомство с Суллой уже состоялось в предыдущей главе, где он фигурировал в числе главных персонажей рассказа вплоть до своего отъезда на войну с Митридатом. Прежде чем отправиться вслед за ним в Грецию, дополним кое-какими деталями и биографическими данными наше первоначальное впечатление.
Любопытно, что даже о внешности Суллы мы находим не вполне согласующиеся между собой сведения. Плутарх в биографии Суллы утверждает, что лицо его было покрыто красной сыпью, а взгляд светло-голубых глаз тяжел. У Моммзена же мы читаем: «Сангвиник душой и телом, голубоглазый, светловолосый, с поразительно бледным лицом, которое, однако, заливалось краской при всяком волнении, это был красивый мужчина с сверкающим взглядом». (Там же). Некоторое соответствие есть, но по общему впечатлению два описания противоположны. Впрочем, ни тот, ни другой автор не ссылаются на свидетельства очевидцев. В Ватиканском музее есть скульптурный портрет Суллы. Конечно, судить о цвете лица он не позволяет, но массивный подбородок, крупный, тонкий нос с резко обозначенными складками у его крыльев и глубоко сидящие глаза производят впечатление волевого, сильного характера.
Луций Корнелий Сулла родился в 138-м году до Р.Х. Он принадлежал к обедневшей и второстепенной по своему политическому значению ветви знаменитого патрицианского рода Корнелиев. Того самого рода, к которому принадлежали и Сципионы. Плутарх утверждает, что в молодости Сулла снимал дешевую комнатку в Риме. Тем не менее, он был, по-видимому, хорошо образован и приобщен к эллинистической культуре. Всю жизнь он питал интерес и пристрастие к миру искусств. Часы отдыха и досуга охотно проводил в среде богемы, на веселых пирушках с участием легкомысленных женщин, и даже сам сочинял шутливые сценки, которые там же и исполнялись. Одним из ближайших друзей Суллы был знаменитый римский актер Квинт Росций. О более серьезном аспекте его образованности говорят следующие два факта. Овладев после длительной осады Афинами (они участвовали в войне на стороне Митридата) и дав, как полагалось, своим солдатам основательно пограбить город, Сулла, однако, не только не разрушил колыбель греческой культуры и не посягнул на ее памятники, но вернул афинянам свободу и все окрестные владения. А возвращаясь после Митридатовой войны в Италию через Грецию, он специально заехал в Пирей, чтобы забрать там библиотеку, в которой были почти все сочинения Аристотеля, еще мало известные в Риме. По его распоряжению они были систематизированы, снабжены указателями и опубликованы.
Но все это уже позднее, а сейчас вернемся ненадолго к первому появлению Суллы в войске Мария во время Югуртинской войны. Попал он туда случайно — по жребию после избрания квестором в Риме. И как новичок в военном деле, да еще из аристократов, был встречен демократически настроенными боевыми офицерами Мария не слишком дружелюбно. Однако ему удалось очень быстро преодолеть их предубеждение. Любопытно выслушать по этому поводу свидетельство Саллюстия. Я прошу читателя отметить одну важную, уже тогда проявившуюся особенность поведения Суллы — стремление завоевать благодарность и симпатии простых солдат.