Римский орел
Шрифт:
Император не ответил. Он некоторое время молча разглядывал Черепанова. Тот в свою очередь старательно изображал преданность и храбрость. Как и положено честному легионеру. А сам тем временем прикидывал, что делать, если вердикт императора окажется вредным для его здоровья. По всему выходило, что сделать ничего не удастся. По крайней мере здесь, во дворце, когда за каждой колонной — по дюжине преторианцев. Значит, остается уповать на удачу и собственное красноречие.
— Пожалуй, я прощу тебе тех германцев, — наконец изрек император. — Но учти: я прощаю
В воздухе повисла пауза. Еще мгновение — и будет объявлено, что аудиенция окончена.
— Ваше величество! — быстро произнес Черепанов. — Мой долг — сообщить вам еще об одном событии, которое, возможно, покажется вам прискорбным…
— Что еще? — проворчал император.
— Декаду тому назад мне пришлось уничтожить еще одну шайку варваров.
— Сколько их было? — недовольно произнес Север.
— Девятьсот тридцать шесть, — четко ответил Черепанов.
— Сколько? — Брови императора поползли вверх.
И не только у него.
— Девятьсот тридцать шесть. Может, немного больше. Некоторая часть варваров утонула, и сосчитать их было затруднительно.
Север перевел взгляд на командующего дунайскими легионами.
— Я как раз намеревался доложить об этом Августу, — заявил Максимин.
— И что же, ты уничтожил тысячу варваров силами одной кентурии? — осведомилась Мамея. — Это были дети и женщины?
— Нет, ваше величество. Это были вооруженные разбойники, предводительствуемые неким Федориксом.
— Я слыхал это имя, — пробормотал император.
— Он присутствовал на переговорах в Скирмии, — напомнила Мамея. — Отвечай мне, кентурион!
— Да, ваше величество. Кроме кентурии, в моем подчинении было десять турм вспомогательной кавалерии, которыми командовал субпрефект Азиний.
— Три сотни всадников?
— Три с половиной, ваше величество.
— И как же тебе это удалось?
— Я заманил их в ловушку, ваше величество.
— Хочу добавить, Августа, — прогудел Максимин, — что потери самого кентуриона Геннадия составили шесть человек убитыми и двадцать — ранеными.
Император и его мать переглянулись.
— В это трудно поверить, — пробормотал император. — Кто-нибудь из этих варваров выжил и может подтвердить твои слова?
— К сожалению, нет, — покачал головой Черепанов. — Мне показалось, что если шайка в тысячу варваров просто исчезнет, это произведет значительный эффект на других разбойников. Заставит их задуматься. Больше, чем обычное поражение.
— Обычное поражение? Отлично сказано! — Император оживился. На какое-то время из-под маски умного и осторожного политика выглянул азартный мальчишка.
Придворные загудели. Даже высокомерные преторианцы теперь поглядывали на Черепанова с интересом.
— Это по-прежнему не более чем слова, сын, — заметила императрица. — Только слова.
— Если ваше
Императрица кивнула, и тут же двое преторианцев выбежали из зала.
Они вернулись через минуту, ведя изрядно смущенного Трогуса с большим мешком.
Черепанов взял у него мешок, развязал и высыпал содержимое на великолепный мозаичный пол. Содержимое, совершенно неуместное ни на этой мозаике, ни в этом зале. Сотни отрезанных ушей. В мочках многих тускло поблескивало золото. Черепанов запретил своим выдергивать серьги. Поверх омерзительной кучи Геннадий хладнокровно водрузил еще более омерзительный предмет: отрубленную голову вождя Федорикса.
— Считают ли ваши величества это достаточным доказательством моих слов? — в наступившей тишине осведомился Геннадий.
Первой нарушила молчание императрица.
— А ведь он варвар, сын мой, — громко произнесла Мамея. — Он — настоящий варвар. Дикий варвар, который уже служит Риму. Естественно, он служит нам по-варварски. Но, заметь, его служба лучше, чем его латынь…
«Немедленно найму грамматика», — решил Черепанов. Упоминания о его «варварской латыни» Геннадия достали.
— И это — следствие нашей политики, сын мой, — продолжала Мамея. — И знак того, что боги благоволят нашему правлению.
— Ты права, — с важностью произнес Север. — Ты будешь вознагражден, кентурион. И я не стану наказывать тебя. Но впредь ты должен следовать нашей продуманной политике. Как это сделал недавно легат Одиннадцатого легиона, подписавший союзный договор с двумя захваченными в плен вождями гетов.
— Слушаюсь, ваше величество! — рявкнул Черепанов. — Позволено ли мне будет спросить?
— Спрашивай, — благосклонно разрешил император.
— Разрешено ли мне будет убивать варваров, а не брать их в плен в том случае, если на их стороне будет значительный численный перевес?
Император улыбнулся. Теперь, когда «оказалось», что Черепанов — «результат нашей продуманной политики», Север проникся к нему явной симпатией.
— Разрешаю, — кивнул он. — Но только если их будет больше, чем твоих солдат. А за то, что уже сделано, ты получишь заслуженную награду. Ты и те из твоих людей, кто проявил храбрость. Можешь удалиться. И ты, Гай Юлий Вер, — тоже. Я вызову тебя позже.
Черепанов и Максимин синхронно поклонились, развернулись и двинулись к выходу: громадный квадратный командующий армией Данубия и Ренуса и в полтора раза уменьшенная «копия» легата — нормального роста кентурион-гастат Геннадий Череп.
— Ты храбрый малый, кентурион, — пробасил Максимин, когда они уже спускались по мраморным ступеням, мимо белых колонн, золоченых статуй и неподвижных, как статуи, преторианцев. — Твоя шкура чудом осталась целой. Видно, боги очень любят тебя.
— Как и тебя, — усмехнулся Черепанов, задрав голову, чтобы взглянуть в лицо командующего. — Скажи, что там за победу одержали легионеры Одиннадцатого?