Римский орел
Шрифт:
– И как же это ему удалось?
Хозяин гостиницы криво усмехнулся.
– Он выбрал трех самых жадных чиновников - и досыта накормил их серебром.
– И чиновники после этого стали честными?– хмыкнул Черепанов.– Не верю.
В мире, где Геннадий родился, не было более алчных и беспринципных существ, чем чиновники и политики. И он очень сомневался, что в этом мире дело обстоит иначе.
– Чтобы чиновники перестали красть и брать взятки только потому, что им отвалили большой куш?– Геннадий скептически поднял бровь.– Да они станут еще больше хапать!
– А ты не такой уж варвар, каким кажешься, -
– А как же закон?– осведомился подполковник.– Ведь это убийство.
– Разве?– Толстая физиономия римского трактирщика приобрела скептическое выражение.– Нашлось немало свидетелей, показавших, что эти чиновники покончили с собой. И даже оставили завещания.– Он плеснул себе еще немного вина и доверху наполнил кратер Черепанова.– В этих провинциях никто не станет свидетельствовать против Максимина. Не потому, что все мы трусы, а потому что лучше Максимин, чем германцы. Намного лучше...– Тут он спохватился, с опаской глянул на Геннадия.– Я не хочу сказать плохого обо всех варварах, доблестный рикс! Но поблизости от границы...
– Я видел, как с вами обходятся варвары, - прервал его Черепанов, потянувшись за чашей. Чертовски приятное вино. И финики вкусные. Но были бы еще вкусней, если бы в них не пихали столько пряностей и сахара.– А ты неплохо осведомлен, Парсий, - заметил подполковник.– Откуда?
– Разные люди ездят по этой дороге, доблестный рикс.– Хозяин гостиницы лукаво усмехнулся. (Ну и пройдошливая у него рожа, однако!) - И те, у кого есть деньги, всегда останавливаются в моей гостинице. А когда человек выпьет много хорошего вина и отдохнет с хорошими девочками (а девочки у меня еще лучше, чем вино, зря ты от них отказываешься, доблестный рикс!), то он становится разговорчив. Но ты не думай, будто Парсий болтун. Парсий умеет хранить настоящие тайны. Хотя...– Он метнул на Черепанова хитрый взгляд.
И тут масляный светильник на столе мигнул и погас. Сразу стало темно. Только в квадратном отверстии потолка тлели белые искры звезд.
Черепанов приподнялся на ложе - и понял, что слабенькое римское вино все-таки взяло свое. Послушное прежде тело стало ленивым и расслабленным. Но это было приятно. За стеной женский голосок рассыпался смехом, к которому тут же присоединился мужской басовитый хохоток.
Но в самом атриуме были только Черепанов и Парсий. Да лохматая собака в дальнему углу, с хрупаньем обрабатывающая кость.
– Не хочет ли доблестный рикс Геннадий пройти в отведенную ему комнату?– вежливо осведомился Парсий.
– Пожалуй, - согласился Черепанов, не двигаясь с места.
Хозяин гостиницы негромко свистнул. Собака перестала грызть кость, а у ложа, словно по волшебству, возник раб. С лампой.
– Помоги господину, - велел Парсий.
– Да я сам...– попытался запротестовать Геннадий, поднимаясь. Но тут пол предательски качнулся, и летчик-космонавт Черепанов едва не ушел в пике. Однако раб ухватил его под мышки.
"Сколько же я выпил?– подумал Геннадий.– Литров десять минимум..."
Неудивительно,
Заботливый раб помог ему выйти во двор, потом они вместе взобрались по лестнице на второй этаж.
Там ждал Парфий.
– Твоя комната, доблестный рикс!
Широкая кровать с высоким изголовьем. Красное покрывало. Красная бахрома кистей. Квадратный низкий столик на кривых ножках. На нем масляная лампа в форме черепахи и кувшин.
– Если доблестному риксу потребуется что-то - ему достаточно потянуть вот это.– Парфий указал на убегающий вниз шнурок.– Приятных снов!
Глава шестая,
В КОТОРОЙ ПОДПОЛКОВНИК ЧЕРЕПАНОВ ТЕРЯЕТ КОНТРОЛЬ И ПОЛУЧАЕТ ТО, ЧЕГО ЕМУ НЕ ХВАТАЛО
Геннадий действительно слишком много выпил в тот вечер. Иначе наверняка проснулся бы, едва она вошла в комнату: сон у Черепанова был очень чуткий, хотя он и не утратил обретенного в курсантские годы умения засыпать в любых условиях: в очереди, на партсобрании, в самолете... Разумеется, если самолет пилотировал не он. При этом никакой посторонний шум Черепанову не мешал. Но от конкретного звука он просыпался мгновенно. Словно в спящем сознании бодрствовал некто фильтрующий внешние раздражители и при необходимости мгновенно нажимающий на кнопку тревоги. Но в эту ночь "некто" тоже отрубился, и подполковник проснулся, только когда что-то теплое и мягкое прижалось к его груди.
Но, проснувшись, он узнал ее мгновенно. По тонкому аромату роз и меда. Марция!
– Надеюсь, это не отец тебя прислал, - проговорил он строго. Впрочем, руки подполковника, будто по собственной воле, уже заскользили по шелковистой коже.
Марция возмущенно фыркнула - прямо Геннадию в ухо.
– Я - свободная девушка!
– А не слишком ли вольно ты себя ведешь - для девушки?– осведомился Черепанов.
Быстрые пальчики Марции были действительно проворными.
– Ты предпочитаешь девственниц, могучий рикс? Ты боишься, что другие мужчины сильнее твоего приапа?
– Разве я не сказал, что предпочитаю тебя?– Черепанов провел пальцем между ее лопаток - к пояснице, выгнувшейся навстречу его прикосновению.
В следующий миг она поймала его руку и потянула вниз.
– Ты можешь легко убедиться, что я - не девственница, - шепнула Марция.– Прямо сейчас, дикий варвар! Ну же!
И тут же оказалась перевернутой на живот и притиснутой к кровати пятипудовым прессом профессионального борца. Марция только и успела, что пискнуть.
– Ну нет, детка, - зарываясь лицом в пушистую копну ее волос, шепнул в нежное ушко Черепанов.– Командую я. Всегда. А если кто-то против - то ее не спрашивают. А если кому-то не нравится, то придется потерпеть. Что?
– Грубый грязный варвар!– Гибкое гладкое живое тело билось и выгибалось, упираясь локтями и коленками, но когда Черепанов ослабил хватку, Марция даже не попыталась выскользнуть из-под него, а только изогнулась еще сильнее, подталкивая его чресла мягкими холмиками ягодиц.
Должно быть, виновато было вино. Потому что обычно Геннадий умел контролировать и себя, и женщин, с которыми оказывался в постели. И никогда не брал их раньше, чем следовало.
Но сейчас с ним произошло то, чего не случалось с курсантских времен, когда желание овладеть женщиной, причем сразу, немедленно, безо всяких прелюдий и взаимных игр - было единственным и всеподавляющим.