Римский орел

Мазин Александр Владимирович

– А у нас есть выбор?

– Поглядим. Пусть только они выпустят нас наружу и дадут в руки оружие.

К сожалению, оружия им не дали. Более того, даже связали руки. Чтобы великие герои в священной ярости не убили друг друга до смерти.

В общем, их выпустили из клеток со связанными за спиной руками и поставили друг против друга.

– И что теперь?
– спросил Черепанов.
– Будем драться?

Римлянин мотнул головой и выругался.

– Я драться не собираюсь!
– заявил он.
– Потянем время. Сколько там еще до захода осталось?

Подполковник глянул

вверх, на солнце...

И в этот миг кентурион прыгнул вперед и нанес Геннадию, не ожидавшему подобного коварства, страшный удар головой в подбородок.

Очнулся подполковник уже в клетке.

Римлянин располагался в соседнем "помещении".

– Ты что сделал, сучий сын?
– яростно прохрипел Черепанов.

Кентурион засмеялся.

– Ты мне понравился, Череп, - сказал он.
– На опциона моего первого похож. Так что живи. Принеси потом в жертву теленка, чтоб моя душа порадовалась.

Час спустя им принесли обед: по большому горшку рагу с изрядным количеством мяса и по кувшину такого же отменного эля. Вот только рагу, в отличие от прежней пищи, было здорово пересолено. Возможно, это было проявлением щедрости (соль представляла изрядную ценность), но у Черепанова родились нехорошие подозрения.

– Постой, Плавт!
– сказал он соседу, энергично зачерпнувшему из горшка.
– Думаю, сейчас нам лучше попоститься.

– Хочешь лишить меня последнего в жизни пира?
– возмутился кентурион.
– Ну уж нет!

– Идиот! Уверен, они туда что-то подмешали!

– Ну и что? Значит, я умру в хорошем настроении!
– Римлянин опять сунул пятерню в горшок.

– Погоди, говорю! Глянь сюда!
– Черепанов осторожно показал ему кончик сорванной с квеманской куртки бляхи.
– Видишь? Еще не вечер, кентурион! И раньше, чем он наступит, нам понадобится все, на что ты способен. А способен ты, я думаю, на многое.
– Подполковник погладил обросшую светлой бородкой челюсть. Она все еще ныла, черт побери этого латинянина!

При виде железной чешуйки глаза Плавта вспыхнули. Кентурион соображал с похвальной быстротой. Примерно так же, как действовал.

– Ты еще увидишь, на что способен примипил Гонорий Плавт Аптус [Аптус - меткий.]!
– заверил он и принялся опорожнять горшок в ближайшие кусты. Потом выплеснул туда же и содержимое кувшина. И вдобавок помочился на это место, чтобы ни у кого не возникло желания шарить под кустами.

Черепанов последовал его примеру. Но сначала потратил минут десять, чтобы до бритвенной остроты наточить железную чешуйку о горшок.

"Бдительная" стража ничего не заметила: четверо квеманов азартно играли в некую игру вроде "ножичков" , остальные столь же азартно болели. В общем, им было не до каких-то там пленников. И напрасно.

Глава шестая,

В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ТОМ, КАК ПОДПОЛКОВНИК ЧЕРЕПАНОВ И КЕНТУРИОН ПЛАВТ ПРИНИМАЮТ УЧАСТИЕ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИИ

Выглядели они примерно так, как и представлял Геннадий. Здоровенные, черные, блестящие от жира. Все пространство внутри частокола было разделено невысокими глиняными стенами. Похоже на лабиринт для детишек. Только игры в этом "лабиринте" были не детские. И дым курений не мог перебить запах мертвечины. Идолов

было четыре. Два кумира изображали мужчин, два - женщин. Рядом с каждым идолом - некое подобие алтаря. Четыре каменные плиты, положенные горизонтально у женских идолов и установленные вертикально - у мужских. В трех плитах были пробиты сквозные отверстия, сквозь которые были пропущены ремни. На четвертой стоял горшок с ручкой, очень похожий на "ночную вазу". Золотой.

Клетки с узниками заблаговременно подняли на холм. Римлянина водрузили на возвышение. Черепанов такого почтения не удостоился - его просто засунули в угол, образованный глиняными стенами "лабиринта". Геннадий не расстроился: во-первых, и отсюда все было прекрасно видно, во-вторых, о стены было удобно подтачивать режущую кромку чешуйки - поганая железка тупилась с невероятной быстротой.

На торжественной церемонии помимо римлянина и космонавта присутствовали: шестеро шаманов во главе с престарелым Древом Мудрости, восседавшим на камне напротив самого крупного идола; пара личных телохранителей Древа, тех самых здоровяков; двое незнакомых, немолодых уже квеманских вождей в "цивильном", то бишь без доспехов и боевого оружия, если не считать "традиционных" шлемов, увенчанных здоровенными бычьими рогами.

– Этого я знаю!
– заявил Плавт, ткнув пальцем в одного из "рогатых". Это он меня у аланов перекупил.

До заката оставалось часа три, и солнышко светило ярко. Тем не менее вид у собравшихся был достаточно зловещий. Вкупе со злобными идолами вид сей мог привести в трепет даже не слишком пугливого человека.

Но римский кентурион Гонорий Плавт, похоже, был начисто лишен страха, а у Черепанова просто не было времени пугаться: он пилил ремни, которыми была скреплена клетка. Задубевшая кожа поддавались слишком медленно. Одно хорошо: на Геннадия никто не обращал внимания - взгляды присутствующих сосредоточились на том, что происходило у подножия идолов. А происходило там нехорошее.

Из сарайчика, прилепившегося к частоколу, вывели девушку. Бедняжка почти не сопротивлялась, когда с нее сорвали лохмотья, которые язык не повернулся бы назвать одеждой, и поволокли к подножию одного из кумиров. Быстрое движение серпа с черным гладким лезвием - и хлынувшая из перерезанного горла кровь залила каменную плиту.

А из сарайчика уже тащили такого же ошеломленного парнишку.

Еще один взмах черного серпа - и алая кровь плеснула на толстый живот деревянной "богини" с ощеренной, как у драконихи, пастью.

Снова запрыгали, завыли шаманы. В небо пополз желтый липкий дым. Тела жертв бросили на каменные плиты, привязали ремнями... Словно они могли сбежать.

Черепанов вполголоса выругался: мордовороты Древа Мудрости направлялись к клетке Плавта. А Геннадий еще не закончил!

Здоровяки ухватились за прутья, напряглись (подполковник увидел, как набухли жилы на бычьих шеях)... Хруст, треск - и жерди вывернулись из гнезд. Прежде чем римлянин успел что-либо предпринять, квеманские богатыри схватили его и потащили к третьему, самому крупному идолу. Между двумя гигантами кентурион казался малышом. Здоровяки опрокинули римлянина на плиту-алтарь площадью с четверть боксерского ринга, прижали к камню.