Римский сад
Шрифт:
Она все приготовила. Ей удалось уложить дочерей спать после серии криков и мучительных рыданий. Накрыла на стол. Для двоих. Приглушила свет.
Прошел еще час. И еще один.
«Франческа», — прозвучал в полутьме голос дома. Франческа сидела за накрытым к ужину столом, уставленным готовыми блюдами, в темноте. Подпрыгнула, услышав голос дома.
«Я не хочу сейчас разговаривать, дом, — сказала она. — Я жду Массимо».
Сколько сейчас времени? Сколько времени прошло? Несколько часов. И еще несколько часов. В замке раздался знакомый скрежет ключа. Ее сердце взорвалось. Она не могла точно сказать, какие чувства заставили
Звякнуло — ключи упали на пол. Она услышала, муж поднимает их и снова пытается втолкнуть в замочную скважину. Наконец дверь открылась.
Франческа повернулась к ней лицом. Массимо пришел.
Массимо споткнулся в коридоре.
— Привет, Фра! — сказал он. — Прости, я опоздал.
Он растягивал гласные. Голос хриплый.
Он ступил в конус света.
Его рубашка была немного расстегнута, кое-где покрыта темными пятнами какой-то засохшей жидкости. Куртка наброшена на одно плечо. Глаза прикрыты, мутные от алкоголя. Портфель выскользнул из его рук. Упал на пол с глухим стуком.
— Ш-ш-ш-ш-ш! — сказал Массимо и засмеялся. Наклонился, чтобы поднять его. Пошатнулся. — Я немного выпил, — он все растягивал и растягивал гласные.
Сколько сейчас времени? Десять. Бог времени не знает жалости. Она просидела за столом целую вечность, ожидая, пока придет человек, которому она верила больше всего на свете.
«Никто не может спасти тебя, Франческа, — сказал дом. — Мне очень жаль». «Я не хочу, чтобы меня спасали», — сказала Франческа.
Внезапно придя в себя, она встала.
— Мы выиграли тот конкурс в Лондоне… — Массимо подошел к жене, обнял ее, засунул язык ей в рот, поцеловал ее твердыми и грубыми губами, от него несло вином, духами, сигаретами, забывчивостью и победой. — То есть не мы выиграли, а я победил, если честно, — усмехнулся он. — Я. Понимаешь? Я, — он отстранился, прикоснулся к ней, посмотрел на нее, пьяный, счастливый. — Мы выиграли, но только благодаря мне, мне! — он указал на себя с кривой торжествующей улыбкой, затем прижался к ее губам и снова запустил ей в рот свой пьяный язык. — Мы выиграли благодаря исследованиям, над которыми я работал. Я выиграл! — он снова усмехнулся. Снова поцеловал ее. Покачнулся. Свалился в кресло. — Прости, если я опоздал, Фра, — проговорил он медленно, запинаясь, пьяно. — Ну не надо злиться. Мы немного отметили.
— Пошел ты.
— Брось, Фра, какого хрена…
— Пошел ты.
Она подошла к мужу, наклонилась, хотела схватить его за плечи и, вывихнув их, выдернуть из этого кресла. И смотреть, как он извивается от боли.
Массимо с трудом поднялся. Свалился обратно. Встал.
— Брось, Фра, пожалуйста, это был прекрасный день, не делай этого, ну. Пора-а-адуйся за меня, а-а-а, — он рассмеялся. — Разве это не смешно, а-а-а?
— Радоваться за тебя? Боже! Да я только и делаю, что радуюсь за тебя.
— Ну Фра, прости, ты права. Это был непо-о-одходящий день, чтобы опа-а-а-здывать. — Боже, как он растягивал гласные. — Но пойми, это важно, это то, над чем я работал все эти месяцы, брось, Фра, черт возьми, я был неправ, я опоздал, прости.
Он закрыл глаза.
— Ты засранец. Я сидела здесь одна весь день, как всегда, ждала
— Я знаю, что это трагедия, Фра.
— Перестань называть меня Фра, я Франческа! — буря, бушевавшая внутри нее, толкалась, толкалась, пытаясь вырваться наружу.
— Хорошо, Франческа. Успокойся, любимая.
Он попытался взять ее за руку. Он был счастливым человеком, довольным своей работой, который отпраздновал успех. Он напился, потому что у него была причина праздновать, и теперь хотел продолжить праздновать с человеком, с которым всегда все разделял.
— Тебе на все плевать, плевать. На все, на все. Только ты. Есть только ты, твои потребности, твои чертовы дела, а я весь день сижу тут взаперти с девочками, и меня просто больше не существует. И что, черт возьми, ты делаешь, засранец, я прощу тебя о помощи, один раз, один хренов раз прошу помочь мне, и ты обещаешь, что приедешь, а потом не приезжаешь?
— Послушай, это не игра, — муж стал более собранным, более жестким. — Это моя работа. Меня тут нет, потому что я много работаю.
— Но я схожу с ума, Массимо, а ты ничего не делаешь. Для чего это все? Для чего?
Массимо достал из кармана пакет с табаком. Франческа увидела, что у него дрожат руки. Он свернул самокрутку, просыпал табак на пол, попробовал еще раз, наконец все получилось. Он закурил эту кривую сигарету, наполовину развернувшуюся, с кусочками табака, торчащими из бумаги. Закурил прямо в гостиной. Ничего не значащий, бессмысленный поступок, но Франческа знала, что он раньше никогда так не делал. И всегда настаивал: в доме не курить, тут девочки.
— Тебя постоянно нет дома, постоянно. И даже когда ты дома… Я тебя больше не узнаю.
— Брось, Франческа. Прекрати.
— Я хочу уехать. Давай продадим этот гребаный дом и вернемся в Милан.
— Мы не можем продать дом сейчас, как ты не по — нимаешь? Все наши сбережения… они все здесь, — он коснулся стены.
Франческа ясно увидела, как по стене пробежала трещина.
— Давай продадим его.
— А деньги, Фра, откуда деньги, чтобы уехать? Все они здесь, все здесь, — он снова коснулся стены, и та пошатнулась. — Все здесь, здесь всё, что у нас есть.
— Мы все преодолеем. Мы справимся.
— Я не могу уехать. У меня работа. Тут.
— Это все, что тебя волнует? Твоя работа? Тебе насрать на своих дочерей?
— Не вмешивай в это девочек, так нечестно. Я всегда заботился о наших дочерях, ты прекрасно знаешь. Мы же именно поэтому переехали сюда, так? Из-за моей работы. Мы так вместе решили, помнишь? Ты собиралась работать над книгой, а я…
Дымка образов, кровать в Милане: Рим, университет, что скажешь, Фра? — Да. Видение исчезло.