Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников

Вульпиус Христиан Август

Ринальдо задышал.

— Он жив! — закричала Дианора. — Он жив!

Она крепко сжала Ринальдо в объятиях.

Одно легкообъяснимое движение черного монаха быстро предупредил офицер. Он обратился к часовым, и истекающего кровью Ринальдо вырвали из объятий Дианоры. Рыдая, упала она в объятия Виоланты.

Старец следовал за раненым и солдатами. Ринальдо перевязали. И все взошли на барку.

Черный монах попытался сбежать по дороге в гавань; его связали.

Якорь подняли, поставили паруса; команда взялась за весла, и барка вылетела из гавани.

Таинственная тишина царила на судне; ярко сверкали

луна и звезды на синем небе; ласково плескались темные волны о барку, громко скрипели в уключинах весла в тишине ночи.

— Корабль! Корабль! — внезапно передалось из уст в уста.

Подгоняемый свежим юго-восточным ветром, к барке быстро приближался корабль. Оттуда прозвучал приказ сдаваться. Команда схватилась за оружие. Открылись бойницы вражеского судна; серебряная луна засверкала с зеленых знамен.

— Тунисцы! — вскричал офицер. — Нас слишком мало! Мы пропали!

Заговорило орудие врага, гром прогремел над волнами. Имело ли смысл сопротивляться? Барку захватили. Чинтио, Луиджино и их люди, переодетые в турецкие одежды, перепрыгнули на барку; солдат зарубили. В Сицилию никто не вернулся.

Старец обнял друзей.

У Лампидозы они встали на якорь. Здесь Ринальдо высадили и передали на попечение Онорио.

Корабль опять вышел в море…

На Лампидозе, примерно в ста шагах от часовни, стояли три маленьких скита, много лет назад в них жили в удивительном согласии три отшельника: католик, православный и магометанин. Католик пережил своих друзей. Его, уснувшего навеки, нашел на ложе турок-пират, прочел его записи и записи его побратимов, которые он оставил, и распорядился, чтобы умершего похоронили. Записи турок-пират оставил в ските.

Все это обнаружил Онорио, когда прибыл на Лампидозу. Здесь хотел он окончить свою жизнь, посвятив ее Господу и благочестивым размышлениям. Здесь и нашел его старец из Фронтейи и оставил ему Ринальдо…

За ночь буря утихла, и, когда утром солнце улыбнулось, в гавань вошло судно со старцем из Фронтейи и бросило якорь.

Старец вскоре вошел в скит. Взгляд его был веселый, а речь — спокойной.

— Приветствую вас, друзья мои! Будьте благословенны и счастливы. Буря кончилась, солнце смеется, и корабль мой стоит в надежной гавани.

— А у тебя такая же хорошая позиция, как у твоего корабля?

— Плохой, — старец улыбнулся, — у меня никогда не было.

— Так ты очень счастлив! — воскликнул Ринальдо. — Но вспомни: ведь счастье переменчиво. Конечно, улыбнуться оно может, но удержать его удается чрезвычайно редко.

— А ты умеешь обходиться со счастьем? Если счастье хочет подсесть к тебе, так протяни ему руку; а расправит оно свои крылья, чтобы улететь, так верни ему его подарки и пусть летит. Ты же знаешь женщин, думаю, тебе они хорошо знакомы!

— Женщины, — вступил в разговор Онорио, — ценятся куда выше, чем простой мужчина!

Старец улыбнулся Онорио и продолжал:

— Счастье — тоже как женщина. Женские капризы могут доставить тебе наслаждение, но не должны тебя печалить. Есть люди, считающие себя счастливыми, ибо мнят себя мудрыми. Считай себя мудрым, если чувствуешь себя счастливым.

— Этого я никогда не смогу! — вздохнул Ринальдо.

— Человек, — возразил старец, — может все, чего он хочет. Так хочешь ли ты остаться на этом острове или ощущаешь потребность и достаточно

мужества вновь поездить по белу свету? Только чуть меньше упрямства, и ты будешь чувствовать себя среди людей очень даже хорошо. В человеческом обществе быть упрямым неприлично; люди не терпят упрямства. Они или отвечают тебе тем же — при этом ты ничего не выигрываешь, или от тебя бегут — при этом ты выигрываешь еще меньше. Я знаю мир и людей. Прислушайся ко мне, моими устами говорит опыт. Я хочу доверить тебе одну тайну и тем самым открыть тебе тайну всех умных людей, тех, кто стал значительным в этом мире, и тех, кто еще станет значительным. Обязанности человеческого общества — это нескончаемый, беспрерывный обмен деяниями. Ты даешь, и ты берешь. Не принимай участия ни в каком деле, если не ждешь, что оно принесет тебе выгоду. Твой разум, твои познания и твою обходительность — все вкладывай в дело обмена, не причиняй вреда ближним твоим, уважай их; служи им, если ты можешь; оставь им их притязания и прости им их слабости. Они не останутся неблагодарными: твои расходы будут тебе всегда возвращены сторицей.

— Но среди этих людей будут и друзья, — сказал Ринальдо, — а ведь дружба требует…

— Дружбу, — прервал его старец, — считай всегда и самым прекрасным, и самым опасным подарком Небес. Ее наличие восхитительно, ее непостоянство ужасно. Постигнет твоего друга несчастный случай, а ты ничем помочь ему не можешь, так не дай боли за него одолеть тебя.

Ринальдо посмотрел на него и заметил:

— А ты не поступал так, как говоришь. Во всяком случае, по отношению ко мне!

— Ты мне больше чем друг.

— Больше? Больше чем друг? Я — тебе? И кто же я тебе?

— Я люблю тебя, — ответил старец, — как отец любит сына. Так хочет мое сердце.

После небольшой паузы Ринальдо спросил:

— Ты был, с тех пор как мы расстались, опять на Сицилии?

Довольно улыбаясь, старец ответил:

— Я был во Фронтейе. Там творились жуткие бесчинства. Священники потянули моих учеников в трибунал и круто обошлись с ними. Большая их часть попала в монастыри и обречена на вечное покаяние, а некоторые даже умерли под пытками.

— Боже правый!

— Из них хотели вытянуть признание в язычестве. Видит Бог, моим ученикам выпало то же самое, что некогда пришлось во Франции на долю невинных тамплиеров! Кстати, в Сицилии считают, что барка, на которой находились мы и королевские солдаты, либо утонула, либо ее пустил ко дну какой-то пират.

После небольшой паузы старец, улыбаясь, продолжал:

— Мои книги сейчас в руках инквизиционного трибунала… В Палермо и Мессине я прочел вывешенные повсюду объявления об отмене награды за твою голову; вот один экземпляр! Поскольку Ринальдини поглощен волнами. Но, видимо, очень скоро будут объявлены новые награды, Чинтио и Лодовико во главе большого отряда перегнули палку в Сицилии.

— Как? Чинтио? Лодовико?

— То, что проделывал ты, в сравнении с тем, что проделывают они, просто детские шалости.

— Я счастлив! А как обстоят дела с операцией на Корсике?

— Отложить дело не значит отказаться от него.

— Где живет Дианора?

— Иди в большой мир, найдешь ее.

— А чем ты сейчас занимаешься?

— Торговлей. Как купец, я плаваю на судах по морям.

Раздались два пушечных выстрела, извещавшие о прибытии корабля.