Риск, борьба, любовь

Запашный Вальтер Михайлович

— Почему?

— Видишь ли, дед Сергей не разрешал папе жениться. Отец хотел даже из дому уйти. Но дед так рассердился, что бросил в него табуретку и сломал папе два ребра.

— Вот варвар! — возмутился Ионис. — Родному сыну ребра ломать!

— Да нет, он не варвар, — возразил я, — просто дисциплину любил и не терпел, когда ему перечили.

— А ты кого больше любил — отца или мать? — спросил Ионис, усаживаясь на корточки.

— Отца.

—

А почему не мать?

— Не знаю… Мама всегда больше любила Сергея. Может быть, поэтому. Да нет, просто любил отца и любил. Знаешь, мне дядя Паша Тарасов рассказывал, как отец прививал нам любовь к профессии. Он вроде бы всегда хотел, чтобы мы с братьями не в цирке работали, а «в люди вышли». Вот я и прятался от него, когда с дядей Пашей репетировал. Только отец за шахматы — я на манеж. А отец-то, оказывается, все знал. Спрячется за занавес, а сам глядит да переживает.

— А зачем так? — не понял Ионис.

— Дурья твоя башка, да потому что запретный плод вкуснее!

— И сколько лет твои родители вместе прожили?

— Я же говорю, всю жизнь — до начала войны.

— А потом?

— А потом, когда папа вернулся с фронта, они разошлись.

— Разошлись?! Однолюбы?! — не поверил Ионис. — Вот это да! А почему?

— Так война! Пять лет друг без друга. А еще папа с фронта пришел совсем другим человеком. Вот и разошлись.

— Слушай, Вальтер, а как же отпуск? — неожиданно спросил Ионис.

— При чем здесь отпуск? — не понял я.

— Ну, ты же сам говоришь, он заскучает, — мой помощник озабоченно кивнул на львенка, — даже погибнуть может.

— А я просто не буду брать отпуск. Вот и все.

— Как же ты жить будешь без отпуска?

— Да проживу как-нибудь, — безмятежно махнул я рукой. На запястье блеснули часы, и я вдруг вспомнил, что мне пора на междугороднюю. — Извини, брат, мне сейчас будут звонить.

— Опять Марица? — ревниво спросил Ионис.

Я кивнул.

— Верная у тебя невеста. Может, тоже однолюбка?

Я не нашел, что ответить и, еще раз взглянув на часы, вылетел из комнаты.

К разговору я успел в самый раз.

Повинуясь указанию телефонистки, прошел в кабинку и снял с рычага черную эбонитовую трубку. Услышав голос Марицы, расплылся в улыбке. Но вместо обычного любовного воркования неожиданно услышал:

— Вальтер, в главке говорят, что ты завтра будешь в Москве. Почему не сообщил?

— Как в Москве? — не понял я. — Зачем? Мне еще никто ничего не говорил. А ты ничего не путаешь?

— Да ничего я не путаю. Это ты, наверное, все перепутал со своими Багирами и Султанами.

Не сообщил, и я теперь не смогу тебя встретить.

— Очень жаль, — машинально ответил я, лихорадочно размышляя, какая новая беда меня ждет, — но почему?

— К врачу записалась, — стыдливо ответила Марица. — Знаешь, кажется, у меня будет ребенок…

Я задохнулся от незнакомого чувства — смеси ужаса и счастья.

— Ну что ты молчишь? — раздался в трубке встревоженный голос.

— Марицка, милая, да я просто обалдел! Не надо меня встречать. Я завтра обязательно приеду, даже если ты все врешь и никто меня в главк не вызывает! До завтра!

Бросившись на вокзал, я купил билет на ночной поезд и вернулся в цирк.

— Вальтер Михайлович, где вы пропадаете? — недовольным голосом приветствовал меня вахтер. — Вам уже несколько раз звонил Бардиан.

— Сам?

— И секретарша его, и сам. Велели сказать, что завтра в двенадцать часов дня вы должны быть в приемной управляющего.

— А что случилось?

В этот момент телефон на столике дежурного надсадно зазвонил. Вахтер снял трубку и, не слушая, протянул ее мне:

— Вот и спрашивайте, что случилось.

Это был сам управляющий. Обрадовавшись, что наконец застал меня на месте, он быстро и решительно заговорил:

— Слушай, Вальтер, значит, так. Тебе нужно приехать в Москву. Завтра в двенадцать надо быть здесь.

— Знаю, Феодосий Георгиевич, уже билет купил. А в чем дело?

— Ну что мы будем говорить по телефону, приедешь, всё узнаешь.

Меня обдало жаром, я буквально заорал в трубку:

— Это что, Афанасьев там химичит?!

— Афанасьев хвалит, давай приезжай! — И раздались короткие гудки.

Я стоял, не выпуская трубку из рук. Раз Афанасьев хвалит, значит, все хорошо. Но почему вызывает сам Бардиан? Разве больше некому? Аппарат большой. За всю историю цирка столько начальников не наберешь, сколько сейчас сидит… Почему все-таки звонил сам? И Марицка… Неужели будет ребенок? Ребенок — у меня? Не представляю…

Ночь в поезде я провел без сна. При тусклом свете вагонной лампочки пытался читать, что-то записывал, выходил в коридор, вглядывался в непроглядную ночь за окном… На московский перрон вышел совершенно разбитый, с опухшими глазами.

Оказалось, меня ждали. Еще издали я узнал Изю, мужа моей сестры. Вид у него был озабоченный.

— Какими судьбами, Изя? — спросил я.

— Тебя вот встречаю.

— Почему вдруг? — встревожился я: никогда прежде Изя меня не встречал.