Риск, засада, пистолет
Шрифт:
Господи, она расцвела так, будто я только что вручила ей Нобелевскую премию! Робко тронула меня за плечо и предложила:
— Если вам интересно, приезжайте ко мне в мастерскую, посмотрите. Правда, у меня только цветы. Но сначала позвоните, чтобы я вас встретила. Я ведь могу куда-нибудь выйти. Хотя обычно я весь день провожу в студии, — почти уговаривала она.
— А меня ты уже не зовешь? — спросила Вера.
— Ну что ты говоришь! Ты же знаешь, я тебе всегда рада! — Алина повернулась ко мне и пояснила: — Вы знаете, Верочка, как никто, тонко чувствует. Показывать ей свои работы — одно удовольствие.
От
— Вот так-то, Танечка! Сходишь на выставку и узнаешь столько нового и интересного! О, атас, девочки! Акт второй, картина третья, занавес поднимается: те же и Людмила. — Вера напряглась, беззаботная девчонка вместе с тонко чувствующей эстеткой исчезли, рядом со мной снова стояла тигрица.
Я взглянула в ту же сторону и в буквальном смысле слова остолбенела. Я человек с чрезвычайно здоровой психикой, и у меня никогда раньше не было ни галлюцинаций, ни миражей. И вот здесь, в тихом оазисе искусства, без всяких на то веских причин у меня, кажется, произошел сдвиг по фазе… В другом конце зала Игорь Маслов, еще более встрепанный, чем полчаса назад, выразительным шепотом ругался с моей Веркой!
Я опасливо покосилась вбок: Вера стояла рядом. Две Верки Ширяевы одновременно — это было многовато. Надо лечиться.
Говорят, что профессия накладывает отпечаток на характер человека. Это совершенно справедливо. В этот трудный для моей психики момент мне, видите ли, захотелось узнать, какая из них фантом, а какая настоящая. Такой вот проявился профессиональный интерес. Я еще раз посмотрела на ту Верку, потом на эту. Оказывается, галлюцинация очень интересное явление: та Верка была злая, и глаза ее метали молнии. Это было видно даже на таком расстоянии. А эта, что стояла возле меня, наоборот, ехидно улыбалась… Уж не знаю, как я буду объяснять это врачу. Он ведь все равно не поверит.
Костюмчик на моей Вере канареечного цвета. Удлиненный жакет и мини-юбка. А та Вера, что сейчас стояла рядом с Игорем, была в брючном костюме цвета мокрого песка… И вроде бы немного постарше.
Врач, кажется, откладывается — я обрадовалась и с облегчением вздохнула. Их все-таки было две! Я вполне могу и дальше заниматься своей любимой профессией. Да, их было две! Хотя, похоже, одевались они обе в одном и том же бутике. И оплачивали свои наряды из одного и того же кошелька. Когда я пришла в себя, разница между женщинами стала более заметной, но все равно, не знай я, что Вера единственная дочь у своих родителей, ни секунды бы не сомневалась, что это ее сестра-близнец. Этот Игорь, наверное, мазохист какой-то. Сколько раз я видела, что у мужика вторая жена похожа на первую, но чтобы жена с любовницей выглядели как родные сестры!
Характером эта Людмила тоже недалеко от Веры ушла. Мы стояли слишком далеко, и слов не было слышно, но выражение лиц было поистине достойно кисти живописца. Игорь по-прежнему воинственно топорщил бороденку и шипел на свою супругу, а она явно грозила ему всеми карами — небесными и земными. Трудно было понять, кто из них берет верх. Но мне показалось, что победителем в этом поединке все же вышла Людмила: в финале мизансцены она угрожающе потрясла пальцем перед носом мужа и, развернувшись, вышла из
— Вы меня еще не знаете, но вы меня узнаете! Вы знали меня с хорошей стороны, а теперь узнаете с плохой стороны! — весело пропела Вера.
— Слушай, Вера, ты уверена, что надо было ее так доставать? — голос Алины звучал жалобно. — Она же теперь Игорю дышать не даст, со света сживет.
— Все нормально. — Ничто не могло испортить Верке удовольствия. — Он привычный, и жить будет, и дышать. Тем более у него есть к кому пойти поплакаться.
— Не люблю я скандалов, — виновато вздохнула Алина.
— Да ты у нас вообще душа-человек! — объявила Вера. — Танька, ты знаешь, почему она со своим талантом прозябает в неизвестности? Потому что сама она свои картины ни продать, ни выставить не умеет, а доверить кому-нибудь боится.
— Вера, перестань, — перебила ее погрустневшая сразу художница, — ты же знаешь, я на эту тему не разговариваю. Лучше я пойду Петечку поищу, куда он там пропал?
Алина попрощалась и скользнула в толпу, незаметно собравшуюся в зале. Мы проводили ее взглядом, потом я вопросительно посмотрела на Веру.
— Да я сама подробностей толком не знаю, — Вера пожала плечами. — Но она действительно жутко стеснительная, и такое простое дело, как отнести пару картин в салон на выставку-продажу, для нее… ну я не знаю, что-то вроде полета в космос. А два года назад одна сердобольная подруга решила ей помочь в этом деле. Она взяла картины и отнесла на продажу. Цветочки, естественно, ушли в тот же день, подруга получила деньги и поделила их, по своему разумению, очень даже честно, половину Алинке — за работу, половину себе — за хлопоты. Такая вот история.
— Молодец подруга! — не сдержалась я. — Честная девочка, могла ведь и девяносто процентов забрать.
— А она не хуже придумала. Она эти картины под своим именем сдала.
— Ничего себе!
— Вот-вот. Алиночке нашей это тоже показалось немного странным. Так что подругу эту она отлучила от студии и больше с ней не общается. Но разговоры на эту тему поддерживать отказывается. А картины по-прежнему стоят у нее в мастерской, и видят их только единицы, которым Алина еще доверяет.
— Да-а… — Рассказ Веры произвел на меня впечатление. — Это же надо, быть гениальной художницей и при этом в житейских делах такой…
— Кошелкой, — услужливо подсказала Вера. — Радость моя, а ты никогда не слыхала, что гениальность всегда однобока. Все мозги у нее на рисовалку пошли, а на нормальную жизнь ничего не осталось. Нам с тобой крупно повезло хоть в том, что мы не гении и можем жить по-человечески. Ладно, мы все-таки на выставку пришли. На людей уже посмотрели, давай, что ли, на скульптуры тоже посмотрим?
Через два дня мое настроение не только не улучшилось, оно упало ниже нулевой отметки. И что самое неприятное, винить мне, кроме себя самой, было некого. Я сидела в кресле, разглядывая свой сотовый телефон и пытаясь понять, замолчал он навеки или есть надежда его реанимировать. Но моих познаний в электронике было явно недостаточно для этого. То есть, что произошло, я понимала. Вследствие не предусмотренного конструкцией механического воздействия трубка телефона треснула, и он перестал выполнять свои функции переговорного устройства.