Ритуал
Шрифт:
Маркиз д’Апше в его историю поверил.
— Сожалею о печальной участи вашего друга, мсье Шастель. Трудно поверить, с какой наглостью вели себя чужаки на землях моей семьи. Я велю во всем разобраться.
— Неизвестные бежали от вас или вы перебили всех? — спросил вдруг граф.
— Думаю, все мертвы, мой господин.
Граф неодобрительно нахмурился.
— Какая жалость. Можно было бы допросить их, как им пришла в голову мысль, что награда еще существует. — Он поудобнее перехватил оружие. — Пойду посмотрю на их
В обычных обстоятельствах Жан не обратил бы большого внимания на это замечание, но слова Франческо заставили его засомневаться. Он не мог отделаться от подозрения, что граф знает больше, чем дает понять. Намного больше и про Антуана и про его тайну.
Маркиз д’Апше подозвал одного из слуг и велел принести оружие, потом посмотрел на деревья.
— Значит, бестия еще в лесу. Хорошо. Мы…
С опушки раздались возбужденные крики. Грохнули два выстрела, и из подлеска показался крупный серый волк, который прыгнул между охотниками, направляясь прямиком к шатру.
«Святая Матерь Божья, ты посылаешь мне зверя, подходящего под мою ложь? Да, я принимаю твою помощь и содействие».
Жан сорвал с плеча мушкет Малески.
— Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с тобою…
Он отвел курки, а зверь все приближался, но двигался медленнее, показывая себя леснику во весь свой рост, словно вызывая его на поединок.
— Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус…
Он поднял мушкет. Никто больше не решался пошевелиться.
— Святая Мария, Матерь Божья, молись о нас, грешных, ныне в час смерти нашей. Аминь.
С последними словами прогремели выстрелы, и смертельно раненный волк рухнул наземь на глазах у аристократов и охотников.
Григория только-только очнулась от дремы, лежала в кровати и прислушивалась к шорохам.
Что-то не сходилось.
Тревожило ее как раз то, что она ничего не могла уловить: никаких голосов, никакого другого указания на то, что в стенах Сен-Грегуара есть кто-то живой.
Часы на стене показывали время полуночной молитвы. Почему ее никто не разбудил? Встав, она надела подрясник, прикрыла светлые волосы чепцом и приготовилась сама подняться на колокольню, чтобы созвать монахинь в церковь.
Одеваясь, она спрашивала себя, что еще замышляет легат. Во всяком случае он больше не вызывал ее к себе, чтобы снова допрашивать о Жане. По всей видимости, он нашел другие источники сведений.
Он и часть его людей исчезли после вечерней трапезы из странноприимного дома, где проживали вместе со своей небольшой армией. С тех пор они больше не показывались.
«Пресвятая дева Мария и святой Григорий, сохраните нас и нам придите на помощь».
Григория подошла к двери, рассчитывая увидеть караульных,
И оторопела, не найдя никого.
Это Григория сочла знаком свыше. Значит, необязательно снова просить какую-нибудь монахиню отвлечь солдат, чтобы тайком пронести еду Флоранс. На сей раз она сделает это, не навлекая на сестер подозрения легата.
Поспешно вернувшись в свою келью, она собрала в узелок яблоки, хлеб и сыр, которые заранее там спрятала, и поднялась по лестнице, чтобы отнести их девушке. Флоранс с завтрака ничего не получала и наверное голодна как волк.
Поднявшись на последнюю ступеньку, Григория уже было свернула в коридор, в который выходила дверь комнаты ее воспитанницы, но вдруг застыла как вкопанная, руки у нее повисли.
Хлеб и сыр упали, яблоки раскатились по полу, а аббатиса ошеломленно уставилась на разбитую дверь, которую разнесли с такой силой, какую трудно себе было даже представить: обломки висели на петлях, частично вырванных из каменной кладки.
Какой адский шум тут должен был подняться! Как вышло, что она ничего не слышала?
Осторожно подойдя ближе, она заглянула в комнату, где в последние месяцы ее воспитанница проводила большую часть своих дней, если ей не удавалось как-нибудь перехитрить меры предосторожности настоятельницы. Даже Франческо ни одной из них не заметил. Во всяком случае, она в это верила.
Луна светила в разгромленную келью, где ничего, вообще ничего не осталось в целости. Даже покрывала на кровати были порваны.
Григория разглядела у себя под ногами пятно крови, на котором стояла и которое в лучах ночного светила сперва приняла за воду.
«Бестия! Святая Матерь Божья, спаси Флоранс от сил зла и сохрани ее душу от зла!»
Повернувшись, она сбежала по лестнице, чтобы попасть в спальный зал и предупредить монахинь о твари, которая, возможно, бродит по переходам и залам монастыря и жаждет человеческой плоти.
Бесшумно пройдя по крытому переходу, она уже положила руку на ручку двери, ведущей в спальный зал, — и застыла. Ее взгляд скользнул на порог, через который стекала из-под двери струйка крови.
— Не оставь меня, Господи, — прошептала она дрожа, но все равно нажала на ручку, чтобы толкнуть дверь.
В свете двух мигающих свечей монахини на первый взгляд мирно спали, но пол вокруг их коек превратился в липкое черное болото. Запах крови, капавшей с топчанов или сбегавшей по деревянным ножкам, запекавшейся на них, образовывая первые тягучие нити, тошнотворно отравил воздух, и у Григории перехватило дух.
Ее несколько раз подряд вырвало, она даже не могла выплеснуть свой ужас в крики, поскольку кислая жижа непрерывно била из горла, забивая ей нос.
Отплевываясь, она выпрямилась — и сзади ее грубо схватили. Лишь теперь она смогла набрать в грудь достаточно воздуха для пронзительного вопля.