Робеспьер. В поисках истины
Шрифт:
— Да, да, дети, идите вперёд, — сказала поспешно Кларисса, бросая благодарный взгляд на молодую девушку, — мы догоним вас.
Оставшись вдвоём с Воганом, она забросала его вопросами, на которые он отвечал с большим тактом, избегая очень печальных подробностей.
— Какая у вас славная парочка! — произнёс он, когда уже истощились её вопросы. — Вы, конечно, жените их.
Кларисса молча улыбнулась.
— Поздравляю вас. А когда свадьба?
Она отвечала, что республиканское правительство уничтожило церковный обряд венчания, а если бы она и удовольствовалась
— Они у меня, — отвечал Воган.
Кларисса взглянула на него с изумлением.
Он объяснил ей, что нашёл эти документы, разбирая бумаги своего умершего друга Молюссона.
— Среди них, — прибавил он с заметным смущением — находятся свидетельства о рождении и крещении Оливье. Они оба помечены 1775 годом, то есть двумя годами раньше вашего замужества.
Он остановился, как бы боясь, что сказал слишком много.
— К какому же вы пришли заключению, прочитав эти документы? — спросила Кларисса.
— Я полагаю, что мой друг Молюссон, женившись, узаконил своего сына Оливье.
Кларисса побледнела. Ей никогда не приходило в голову, что её честнейшего, благороднейшего мужа могли заподозрить в обольщении молодой девушки.
— Вы ошибаетесь, — произнесла она твёрдым, решительным голосом. — Оливье носит имя Молюссона, но он сын не его, а мой.
Воган молча махнул рукой, как бы желая помешать её дальнейшей исповеди. Но молодая женщина решилась лучше сознаться во всём верному другу мужа, чем допустить, чтобы на его добром имени оставалась хотя бы тень сомнения. В немногих поспешных словах она открыла ему тайну жизни и скрыла только имя отца Оливье.
— А он ничего не знает?
— Ничего. Он уверен, что отец его Молюссон.
— Вы много выстрадали, — сказал англичанин, взяв обе руки Клариссы и дружески их пожимая, — надеюсь, что остальная ваша жизнь будет наполнена радостью и счастьем.
— Дай Бог, — отвечала она, — но трудно тешить себя светлыми надеждами в эти трудные, ужасные времена.
Воган задумался и через несколько минут произнёс: — Отчего бы вам не поехать со мною в Англию? — А вы скоро возвращаетесь туда?
— Через несколько дней.
Она радостно вскрикнула, но тотчас лицо её опечалилось, и она сказала:
— Нечего утешать себя такими мыслями. Где я достану паспорт?
— Я вам всё устрою, — отвечал Воган.
Она на него взглянула с удивлением, но тут ей пришло в голову, что она, может быть, удерживает его от исполнения какой-нибудь важной обязанности, и стала поспешно в этом извиняться.
— Нет, вам нечего извиняться. Я действительно здесь по делу, но вы меня нисколько не задержали. Я пришёл на свидание слишком рано. Конечно, это свидание не может вас очень интересовать, так как оно политическое. Один влиятельный член английской палаты депутатов поручил мне переговорить с главою республики Робеспьером.
При этом имени Кларисса вздрогнула, но Воган нимало этому не удивился, так как Робеспьер внушал всем, в особенности женщинам, безграничный страх. Поэтому он спокойно
Видя, что Кларисса слушает его с пламенным интересом, Воган стал подробно описывать скромную, стоическую жизнь Робеспьера в патриархальной семье столяра Дюплэ на улице Сент-Оноре, на дочери которого, Корнелии, он, по-видимому, хотел жениться. В этом смиренном жилище он был так хорошо охраняем, что Воган не мог проникнуть к нему, несмотря на письмо его лондонского агента. Ему удалось только получить разрешение увидеться с Робеспьером в Монморансском лесу, где семья Дюплэ устраивала в этот день пикник. Такая странная обстановка для политического свидания была устроена с целью уничтожить подозрения Комитета общественной безопасности, который зорко следил за каждым его движением.
— Он придёт сюда? — спросила Кларисса, бледная и дрожащим голосом.
— Да, — отвечал Воган, — он сейчас придёт. Я воспользуюсь этим счастливым случаем и попрошу у него паспорт для вас и вашей семьи. Он не может мне в этом отказать.
Кларисса взглянула на англичанина с ужасом.
— Вы хотите просить у него паспорт для нас?
— Да, и непременно получу.
— Это невозможно, это немыслимо, — воскликнула Кларисса.
— Отчего? — произнёс Воган, приходя в свою очередь в удивление.
— Он спросит моё имя.
— Ну так что же, я скажу.
— Нет, нет! — воскликнула Кларисса и стала в сильном волнении шагать по траве.
— Я вас не понимаю, — промолвил Воган.
Она остановилась, пристально посмотрела на него и с необыкновенной решимостью произнесла:
— Вы знаете половину моей тайны, и я вам открою остальное. Отец Оливье...
— Кто? — воскликнул Воган, не смея верить своему подозрению.
— Он!
Она упала на землю и горько зарыдала.
— Бедная, бедная госпожа де Молюссон, — промолвил Воган, наклоняясь к ней, — я думал, что ваши страдания окончены, и неосторожно дотронулся до вашей незакрытой раны.
— Это ничего, — отвечала, вставая, Кларисса, — я давно уже питаю к нему только презрение и отвращение.
— Тише, тише! — произнёс Воган и стал присматриваться к чему-то за деревьями.
— Это он? — сказала шёпотом Кларисса. — Вы придёте потом к нам?
— Завтра, но не сегодня, так как я боюсь, что за мною будут следить, — и убедившись, что действительно по лесу шёл Робеспьер, он поспешно прибавил:
— Уходите скорей!
— Где он? — спросила Кларисса, которая всё-таки осталась женщиной и хотела видеть человека, к которому, по её словам, она относилась с презрением и отвращением. — Ах да, вижу. Прощайте, до завтра!