Робин
Шрифт:
Однако наше положение осложнилось ещё больше. Уолтер, лихорадочно подхватив приготовленный узел и собираясь покинуть дом, был уже на лестнице, когда снаружи послышался шум, заставив его затаиться. Кто-то шёл под аркой, остановился, и странным стуком постучал в дверь. Уолтер отошёл под лестницу, и я видел, что он подобрал с пола что-то тяжёлое на случай, если сюда войдут.
Человек за дверью помедлил. Наверное, в этот миг наши с Громилой сердца одинаково замерли, потому что неизвестный мог пройти дальше, а мог и войти, особенно, если слышал вопль. Он решил войти и, когда открыл дверь, я сам не понимаю,
— Не понял, — были первые слова мужчины, когда он пришёл в себя от потрясения. — Кто ты? Куда и почему меня затащил?
Насколько я мог судить, а я в этом толк знаю, он был не совсем пьян, но выпил изрядно.
— Друг, — ответил я в духе отцовских рассказов, на которых вырос. — Вам угрожала смерть, сэр. Я не мог оставить вас в беде.
Незнакомец вздрогнул и с интересом меня оглядел, а заодно, чтобы не терять времени, и я его. Это был среднего роста голубоглазый белокурый джентльмен с приятными чертами лица, выдающими весёлый нрав, бесшабашность и легкомыслие. Я знавал таких из нашей среды. Обычно они плохо кончали.
— Объясни всё по порядку, — попросил он.
— В том доме только что убили женщину, — ответил я. — Я сам видел, как грабитель ударил её кулаком по голове, и она упала. Когда вы входили, он ждал вас под лестницей, чтобы убить и уйти незамеченным.
— Джулия убита?!! — вскричал он, и, кажется, на этот раз весь хмель вылетел у него из головы. — Кто это сделал?
Мне не хотелось выдавать Уолтера, сам не знаю, почему. Не в моих это было принципах, а там, где я родился и вырос, донос считался предосудительным поступком и жестоко наказывался.
— Это был человек в тёмном плаще, — пояснил я. — Я не мог разглядеть его лица. Он хотел заставить женщину молчать, а она закричала, и он её ударил.
— Ты был с ним?
— Нет, сэр. Эти вещи не по мне. Я его даже не знаю. Я видел, что он вошёл в дверь, а за собой её не запер, и пошёл следом, чтобы взглянуть, что он там делает.
— Но, может, она ещё жива, и ей требуется помощь? — тревожно спросил он.
— Не знаю, сэр.
Он порывался уйти, и я его не отговаривал, потому что женщина, и в самом деле, могла быть жива и нуждаться в помощи, но почему-то он медлил и не решался вернуться на место преступления.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Робин.
Я ответил кратко. Если уж не можешь добавить «Гуд», то незачем прибавлять и «Блэк».
— Я тебя ещё не поблагодарил, Робин, а ты спас мне жизнь. Спасибо тебе.
— Я не сделал ничего особенного, — скромно ответил я.
— А сколько тебе лет?
— Десять, если мой отец не ошибся в счёте. Мне кажется, что мне не меньше одиннадцати.
— У тебя есть отец?
— Он недавно умер.
Странно. Я уже настолько смирился с его смертью, что думал о своём новом положении совершенно спокойно, а сейчас вдруг ком подкатил к горлу и слова дались мне с величайшим трудом.
— А мать?
— Нет. —
— Чем же ты живёшь? — спросил он, пристально глядя на меня.
— Чем придётся, сэр, — ответил я скромно, понимая, что у таких джентльменов, как он, признание в воровстве не найдёт благоприятного отклика.
— Попрошайничаешь?
Моя гордость была задета.
— Зачем выпрашивать то, что можно взять самому? — спросил я. — Да и людей беспокоить без причины не стоит.
— Я всё понял, Робин, — кивнул джентльмен. — Полагаю, ты не забыл прихватить какую-нибудь вещицу на память о доме, куда ты попал случайно?
Удивительное дело, но я так старательно следил за Громилой, что совершенно позабыл, что и сам могу поживиться в доме, который тот грабил.
— Не до того было, сэр.
Он ещё раз пристально на меня посмотрел.
— В таком случае, предлагаю тебе наверстать упущенное. Ты плохо соблюдаешь свои интересы. Хочешь честно заработать деньги, которых тебе хватит на целый месяц?
Я сразу насторожился. Не скажу, что моё занятие было мне противно, однако мне хотелось узнать, какое отношение испытывают люди к деньгам, которые честно заслужили.
— Что я должен сделать?
— Ты должен всего лишь пойти к тому дому и позвать людей на помощь, сказав, что слышал крики.
Я призадумался. Громила не мог меня видеть в доме, но мог узнать меня, когда я выбегал, таща за собой входящего джентльмена. Если он меня узнал, то возвращаться в свою конуру мне было смертельно опасно, но я ещё мог как-нибудь заручиться поддержкой миссис Хадсон и убедить Уолтера, что там был кто-то другой, а я в это время был у неё или она у меня, хотя это было весьма шатким утешением и моя жизнь могла оборваться в любой момент. Если же я подниму тревогу и созову людей, то мой поступок будет равносилен открытому признанию своей роли в этом деле и неизбежную месть Уолтера, а он в таких случаях беспощаден.
— Почему вы сами не хотите позвать людей? — подозрительно спросил я.
— Ты этого пока не поймёшь, Робин, но поверь, что меня не должны видеть даже близко от дома, где ты был. За услугу ты получишь хорошее вознаграждение, а тебе она ничего не будет стоить.
— Кроме жизни, — поправил я.
— Извини, я не понял, почему за этот благородный, великодушный и поистине христианский поступок ты должен будешь расплачиваться жизнью. Тебя не только не призовут к ответу, но, наоборот, будут хвалить.
Терпеть не могу глупость, но она простительна джентльменам, поскольку в нашей жизни они ничего не смыслят, однако разглагольствования о благородстве, великодушии и особенно о христианстве меня буквально бесят. До сих пор я так и не увидел, чтобы доброта и великодушие кому-то приносили пользу. Миссис Хадсон в доброте не откажет даже лютый её враг, если бы таковой у неё был, однако она ходит в синяках, потому что её менее добрый супруг, пребывая в дурном настроении, бьёт её смертным боем. А если Громила стал бы великодушно щадить каждого, кто застукал его за работой, то он давно уже болтался бы на верёвке. Нет, в нашем мире доброте и великодушию всегда приходится туго, а уж о христианских заповедях лучше и разговора не заводить.