Робин
Шрифт:
Она покраснела и отвернулась.
— Какой бесстыдник! — возмущённо промолвила она.
Я понял, что, сам того не ожидая, сумел её задеть, и порадовался этому.
— Пакостный мальчишка! Болван неотёсанный! Подзаборник!..
Я слушал эти нелестные эпитеты совершенно спокойно, без возмущения, даже с любопытством, потому что чем больше она говорила, тем больше злилась и возбуждалась, приходя в совершенное бешенство.
— А леди Кэтрин знает, как вы умеете ругаться? — поинтересовался я в минуту затишья.
Рыжая осеклась и, по-моему, пожалела, что так распалилась.
— Ты наглый воришка, — сообщила она без недавней
Я его ловко подхватил, но она, как кошка, бросилась ко мне и вырвала его из моих рук.
— Ступай мыться! — истерически закричала она. — Здесь не место грязным подкидышам!
— А чистым подкидышам здесь место? — спросил я. — Кстати, у меня ещё недавно был отец, родной отец.
Она побагровела и тяжело опустилась на стул, и я сразу пожалел, что довёл женщину до припадка. Всё-таки мне не следовало начинать новую жизнь со ссоры с горничной моей приёмной бабушки. Она сама начала перепалку, но мне не надо было поддаваться на провокацию. Ко всему этому, с ней сделалось дурно, и виновником её болезни могут счесть меня.
— Вам плохо? — робко спросил я. — Дать вам воды?
— Если ты сейчас же не влезешь в корыто, грязный поросёнок, то тебе самому придётся плохо, — ответствовала она, и я успокоился за её жизнь, потому что, как правило, умирающие не ругаются.
Я плескался в корыте и не мог определить, нравится ли мне это занятие или нет. Поплавать в реке было приятно, но это удовольствие выпадало мне не часто, а сейчас я мылся тёплой, даже горячей водой с мылом… Нет, я так и не понял свои ощущения, несмотря на то, что Агнес заставила меня вымыться в трёх водах.
— Теперь надень ночную рубашку и ложись в постель, — велела она мне, искоса поглядывая на синяки на моём правом предплечье, за которое схватился Громила, отбрасывая меня к стене при нашем памятном разговоре.
Я с удивлением облачился в чудной балахон, призванный, оказывается, служить всего лишь ночным одеянием. Покупать или шить вещь, нужную лишь для нескольких часов сна, можно было, лишь не зная, куда ещё деть лишние деньги. И постель! Мало того, что я должен был спать на самой настоящей кровати с ножками и мягкой периной, так на ней были ещё и простыни, словно одного одеяла кому-то казалось недостаточным. Было трогательно, что здешние обитатели не поскупились для меня на такую ненужную роскошь. Или у них денег так много, что им их не жалко? Если бы это не была семья моего отца, то Робин Гуду следовало бы отобрать у неё излишки богатства.
— А вы тоже спите на такой кровати? — на всякий случай спросил я Агнес.
— Ваша милость привыкли к другим условиям? — насмешливо осведомилась она.
Рыжая была права, хотя имела в виду совсем другое, чем я.
— Конечно, — согласился я, не уточняя, и осторожно влез на своё слишком мягкое ложе.
— У миссис Хадсон тоже есть две кровати, — похвастался я.
— Завтра я разбужу тебя и принесу одежду, — пообещала Агнесс. — Ночью не смей выходить из комнаты.
Она брезгливо взяла мою одежду и хотела выйти, но я вспомнил о папиросах.
— Подождите, мисс Агнесс! — закричал я, вскакивая.
— Что такое? — спросила она.
— У меня в кармане остались папиросы.
На губах у Рыжей заиграла злорадная улыбка.
— Обойдёшься без папирос, порочный мальчишка, — заявила она и захлопнула дверь.
Я остался один. Мисс Агнесс едва ли была способна на другой ответ, но о потере
С этими успокоительными мыслями я заснул, и ночью мне снилась… раздавленная кукла в кровавой луже.
Обычно у меня очень чуткий сон, ведь я привык к тому, что мне надо постоянно быть настороже из-за пьяного отца, но на этот раз я спал так крепко, что не заметил, как наступило утро. Меня разбудил звук отворившейся двери. Я сел в постели и мысленно приготовился к новой схватке с непонятно почему взъевшейся на меня Рыжей, но в комнату вошла темноволосая стройная девушка с ворохом одежды.
— Уже проснулся, мальчик? — весело спросила она. — Тебя зовут Робин, да? А меня — Фанни.
Она принялась внимательно меня разглядывать.
— Ну, не такой уж ты страшный зверь, как мне передали, — подвела она итог. — Так, вполне безобидный маленький зверёночек… Надеюсь, ты на меня не обиделся? А раз нет, то не смотри так настороженно, потому что я не собираюсь с тобой ссориться. Раз ты стал сыном молодого хозяина и будешь жить с нами, значит, нам лучше всего сразу подружиться.
Это было бы неплохо, потому что живая симпатичная девушка мне нравилась.
— Расскажи мне о себе. Говорят, у тебя нет родителей? Как же ты жил, бедняжка?
"Бедняжка"! Это она хватила, а в остальном у неё была верная информация.
— Я сам могу о себе позаботиться, — ответил я. — А жилось мне очень даже неплохо. У меня был свой дом, а если бы мне пришлось туго, то я знал, к кому обратиться за поддержкой.
— Вот как? — воскликнула девушка, внимательно меня выслушав. — В таком случае, я ошиблась, сочтя тебя несчастным сироткой. Ты у нас, оказывается, самостоятельный человек.
Мне её слова польстили.
— А раз ты такой самостоятельный, то вставай, умывайся и одевайся, а я пока застелю кровать и приберу в комнате. Ведь ты не возражаешь, если я буду это делать в твоём присутствии?
Я не только не возражал, но втайне недоумевал, зачем нужно прибирать в чистой комнате и застилать кровать, в которую вечером всё равно надо будет лечь.
— У меня тоже нет родителей, — сообщила Фанни, энергично взбивая подушки. — Они оба умерли, когда мне было пятнадцать лет. Но в то время я была уже на своих ногах и успела поступить служанкой в приличный дом. Там я проработала четыре года, а когда семья собралась во Францию, меня приглашали поехать с ними.