Роддом. Сценарий. Серии 17-24
Шрифт:
КУЛИКОВСКИЙ
Заведующим отделением патологии беременности и временно исполняющим обязанности зав физиологией назначен Панин Семён Ильич. Заведующей отделением обсервации – Мальцева Татьяна Георгиевна.
Беляев бросает в Мальцеву свирепый взгляд, как мамаша, у которой отобрали ребёнка.
КУЛИКОВСКИЙ
Эти люди «со стороны» – свои люди. Мне стоило больших усилий!.. Во избежание чужих людей со стороны. … И я попрошу вас, Игорь Анатольевич!
Жест в сторону Беляева.
КУЛИКОВСКИЙ
И вас, Семён Ильич!
Жест
КУЛИКОВСКИЙ
Обеспечить нормальное функционирование лечебно-профилактического учреждения, которое создал и выпестовал доктор медицинских наук, профессор кафедры акушерства и гинекологии, заслуженный врач и заслуженный деятель науки и техники Союза Советских Социалистических республик, ваш учитель и мой друг…
Несмотря на вроде как кондовый официоз речи – у всех слёзы на глазах, Беляев снова рыдает, аж всхлипывает, по лицу Лидваль тихо катятся слёзы. После паузы Куликовский завершает:
КУЛИКОВСКИЙ
Пётр Александрович Зильберман.
После чего упирается лбом в сжатые ладони. Глухо, не глядя:
КУЛИКОВСКИЙ
Все свободны.
(ЗИЛЬБЕРМАН, ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА, РЫБА, ЛИДВАЛЬ, КУЛИКОВСКИЙ, РЕАНИМАТОЛОГ, СЛЕДОВАТЕЛЬ, АНЕСТЕЗИСТКА.)
Зильберман на ИВЛ, подключён к аппаратам гемодиализа и АИК. Лидваль, Куликовский, Рыба – вокруг кровати. Жена Зильбермана у изголовья. Реаниматолог и анестезистка – чуть поодаль.
ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА
Прощайтесь.
Первым подходит Куликовский. Жмёт безжизненную руку. Целует в лоб. Уходит. Подходит Лидваль. Просто смотрит в лицо. Отходит. Несмело подходит Рыба – чуть не под одобрительный кивок жены. И тут уж бухается на колени перед кроватью, плачет, целует руку. Жена Зильбермана взглядом обращается к Лидваль. Та подходит к Рыбе, ласково берёт за плечи, помогает подняться, отводит.
ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА
Я просила передать Фёдору Михайловичу, но, видимо, он не смог…
Входит следователь. Лицо жёсткое – слишком много противоречивых чувств испытывает. Подходит к постели. Садится на край. Смотрит на друга, будто ждёт ответа на важный вопрос; словно тот сейчас придёт в себя – и продолжит с места паузы… Похлопывает его по плечу. Встаёт.
ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА
Спасибо, что пришли.
Выходят Куликовский, Лидваль, Рыба и следователь. Остаётся жена Зильбермана, реаниматолог и анестезистка. Реаниматолог садится на край кровати – фиксировать: обхватывает тело Зильбермана. Жена Зильбермана отключает аппараты. Один, другой, третий. Приходит очередь тумблера на аппарате ИВЛ. Жена Зильбермана выключает тумблер. Секунда, другая… Реаниматолог очень плотно прижимает тело Зильбермана двумя руками, работая всей массой своего тела. Анестезистка смотрит с непониманием на эту манипуляцию реаниматолога.
(ВИТЁК.)
Витёк стоит на коленях перед мотором-агрегатом, молитвенно сложив ладони. Наивно-детское просительное выражение лица.
(ЗИЛЬБЕРМАН, ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА, РЕАНИМАТОЛОГ, АНЕСТЕЗИСТКА.)
Анестезистка смотрит. Вдруг тело Зильбермана изгибается дугой и будто издаёт протяжный выдох. Для непосвящённого: ожил!
(ВИТЁК.)
Мотор-агрегат «ожил», заревел… Наш юродивый изменяется лицом, отказывается верить, отрицает, а затем – гнев: бросается на мотор с кулаками, бьётся об него лицом, в кровь…
(ЗИЛЬБЕРМАН, ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА, РЕАНИМАТОЛОГ, АНЕСТЕЗИСТКА.)
Тело Зильбермана бьётся, реаниматолог давит на него, гася конвульсии. Выглядит чудовищно: врач душит живого. Анестезистка падает на пол, в обмороке. Жена спокойна. Наконец Зильберман затих… Реаниматолог убрал руки, распрямился. Выдохнул. Она подходит к мужу, закрывает ему веки – глаза открылись во время спазма. Реаниматолог, глянув на часы на стене:
РЕАНИМАТОЛОГ
Время смерти двадцать ноль пять. …(кивнув на анестезистку) Это они родственникам пациентов врут, что ко всему привыкли… Молодая ещё. Ни разу не видела феномена Лазаря… Да и хрен к нему привыкнешь!
Реаниматолога передёргивает. Анестезистка приходит в себя, поднимается с пола, потирая ушибленную голову. По-бабьи охает:
АНЕСТЕЗИСТКА
Господи!
Жена Зильбермана подхватывает тихо, молитвенно:
ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА
… да святится имя Твое, да придет царствие Твое…
Она не крестится, – просто смотрит на уже упокоенное мёртвое тело мужа, – но впервые за всё время по щекам её стекают слёзы.
(ВИТЁК, СВЯТОГОРСКИЙ.)
У стихшего мотора-агрегата лежит Витёк, без сознания, перемазанный в крови. Идёт Святогорский, куря на ходу, перепрыгивая лужи. Видит Витька, выбрасывает сигарету, бегом к нему, присаживает около него на корточки, щупает пульс на каротидном синусе.
СВЯТОГОРСКИЙ
Господи! Живой!
Ожил мотор – Святогорский слегка вздрагивает. Мотору:
СВЯТОГОРСКИЙ
Да заткнись уже! Толку от тебя! Чего с таким рёвом воздух гонять?!
Поднимает Витька на руки.
(БЕЛЯЕВ, САНИТАРКА ЛИЛЯ, МАРГО.)
(сц. 42-45 – музыка.)
Точно как в 8-й серии, где Зильберман завещал «отпраздновать» его смерть весело (но уже без Зильбермана; и далее – с поправкой на персонажей и проч.): большое хозпомещение в подвале. Свалено старое оборудование, стоят шкафы. В углу – столы, поставленные один на другой столешницами. Стулья в углу. Панцирные сетки от кроватей. На ящике под подвальным окошком сидит Беляев в полнейшей прострации. Заходят Марго и санитарка Лиля. Беляев на них не реагирует. Они подходят к столам, снимают верхний, сдувают пыль, ставят его торцом к Беляеву – он вроде как «во главе стола» получается. Пока всё в такой же прострации. Марго и санитарка Лиля выходят.
Конец ознакомительного фрагмента.