Родимое пятно. Частный случай
Шрифт:
— Мамедов, зайдите, — сказал Тимур сухо, проходя к себе в кабинет.
И вдруг пришла ему в голову поразительная догадка, и он удивился, как раньше не подумал, не сообразил. Его прошиб озноб, и тут же на лбу выступила испарина. И в жар, и в холод бросает, подумал он с вымученной иронией.
Прикрыв за Мамедовым дверь, Тимур прошелся по кабинету, попытался отвлечься, успокоиться, однако подступившую злость унять не удалось.
— Когда в последний раз получал от Старика товар? — сказал он, с трудом разжимая челюсти. — Ну?
— К-какой товар? — Мамедов
Почти без замаха Тимур ударил в ненавистное лицо компаньона. Мамедов качнулся и, налетев на стул, упал на четвереньки, быстро вскочил. Взгляд затравленный — сложный взгляд, невероятным образом смешались в нем злоба, собачья преданность хозяину и страх. Из рассеченной губы по мясистому подбородку струйкой сочилась кровь.
— Когда получал товар? — повторил Тимур, подступая на шаг.
— В начале месяца.
— Сколько?
— Двадцать пять метров.
— Та-ак… я тебя предупреждал, идиота?
— Нэ подумал, Тимур Георгиевич, — Мамедов развел руками. — Плохо сделал, понимаю. Теперь понимаю.
Тимур сел за стол, начиная сознавать свою обреченность, и тут грубо, властно предстала перед ним реальность, обозначив суть происходящего. Все ухищрения бесполезны — стремительность и необратимость событий сегодняшнего дня тому подтверждение. И спасти его может только чудо, а чудес на этом свете, как известно, не бывает… А ну-ка, хватит ныть, прикрикнул он на себя. В твоей ситуации, парень, каждый шанс надо использовать на всю катушку, потому как шанс этот может оказаться единственным… А, черт, устал! Скорее бы день кончился.
Он выдвинул ящик стола, выдернул из пластиковой папки чистый лист бумаги, положил перед мастером, настороженно наблюдавшим за его действиями.
— Пиши.
— Что писать? — недовольно буркнул Мамедов, косясь на лист.
— Заявление… по собственному желанию, — Тимур открыл дипломат, вытащил две пачки с деньгами, бросил на стол. — Здесь ровно две тысячи… и ты должен исчезнуть из города сегодня же. Желательно не заходить домой. Это прежде всего в твоих интересах, потому что приятеля твоего уж’е замели. Сообразил?
— Мало, — усмехнулся Мамедов, ладонью вытирая кровь.
— Плохо кончишь. — Тимур бросил еще пачку. — Учти! Выход один — исчезни… Страна у нас с тобой большая.
— Сдэлаю, — Мамедов сгреб со стола деньги. — Меня не поймают, не волнуйся, начальник… А с тобой еще встретимся, тогда и поговорим — всему свое время.
В баре было пусто. Через плотные красные шторы с улицы едва пробивался свет. В углу возле окна две размалеванные девицы цедили коктейль, обернулись, посмотрели на вошедшего.
Тимур прошел к стойке, сел на высокий табурет, дотянулся, включил магнитофон.
…а Россия лежит в пыльных шрамах дорог. А Россия дрожит от копыт и сапог,—затянул из динамиков популярный певец. Появился из-за ширмы Славик в белой рубашке с бабочкой, в черных
— Из Франции вечерней лошадью доставлено, — сказал Славик, поправляя бабочку. — Денег не надо — подарок. Что-то ты выглядишь неважно, неприятности?
— Плохо спал, кошмары мучили.
— Да ну? А мне сны не снятся. — Славик приглушил магнитофон. — Старик куда-то пропал… если увидишь, передай, что я сюрприз для него приготовил.
— Ты как Дед Мороз, — усмехнулся Тимур. — Не надоело?
— Несу людям радость, такое не надоест. Хотя, в общем-то, ты прав, бывают дни очень непростые… но это нормально. Как ты думаешь?
Он поставил перед Тимуром чашечку дымящегося кофе, Улыбающееся лицо, веселый наглый взгляд.
Тимур отхлебнул кофе, прикрыл глаза. Вспомнилось стихотворение, завораживающая мелодия — «она сидела на полу и груду писем разбирала…» На душе стало отрешенно печально, и накатилась жалость к себе, к Славику, ко всем живущим… Вечно в каких-то делах, дрязгах, заботах, в поисках смехотворно условного смысла. Зачем? Кому это нужно?
— Молитву читаешь? — хмыкнул Славик. — Только учти, бога нет. Недавно в научно-популярной книжке прочитал. В доступной форме и достаточно убедительно…
— А что если есть бог и жизнь еще одна — настоящая, а? Может, эта теперешняя жизнь — проверка на вшивость… Ты какой институт закончил?
— Университет! Специальность — прикладная математика. А ты к чему это?
— Да так…
— Ты это брось, Тимур, — насторожился Славик. — Я ведь чувствую — недоговариваешь, темнишь. Так с товарищами не поступают. Что-то случилось?
— Все в порядке, — рассмеялся Тимур, переворачивая пустую чашечку на блюдце. — Продолжай спать спокойно, математик!
— Ладно, дело твое… не хочешь говорить — перебьемся. Только учти — обмануть меня невозможно, такая уж работа. Специфика, так сказать. Посетитель к стойке подходит, а я уже знаю, что он скажет и как вести себя при этом станет. Сколько их всяких разных передо мной проходит, и у каждого что-то свое, особенное. Стоит на человека чуть пристальнее взглянуть, и многое становится понятным, да вот беда — не смотрят люди друг на друга, отвыкли. Потому сплошь обиды, недоразумения, скандалы… Времечко наше… суетное! Я, например, газеты перестал читать, телевизор не включаю, перед сном Вивальди слушаю… Да, все забываю спросить, как у тебя с этим чабаном? Арсен, кажется… Что-нибудь там проклевывается?
— Проклевывается.
— Ты, пожалуйста, поторопись, а то нехорошо получается. Обещал еще в начале весны. — Он поставил на стол еще чашечку кофе и блюдце с двумя конфетами.
— Сказал — сделаю.
— Да ты что, обиделся? — Славик глянул в зеркальную стенку и еще раз поправил бабочку. — Брось, все понимаю… Заходи вечером, Марина придет, спрашивала, где тебя можно найти…
Тимур не слушал, пил кофе и думал о том, что прежде чем ехать в горы к Арсену, надо съездить на заправочную, потом заскочить домой — взять пуховку. По вечерам в горах холодно.