Родимое пятно. Частный случай
Шрифт:
Таня рассказывала охотно и даже, как мне показалось, с увлечением. Видимо, по легкомыслию, свойственному избалованным вниманием девушкам, она восприняла трагическое событие как таинственное приключение в горах. До ее сознания скорее всего не дошло, что случилось непоправимое — погиб человек. Это и удивляло, и настораживало, потому как подобное восприятие действительности свойственно людям не очень умным. Таня же была явно не из их компании, в этом я окончательно убедился, поймав на себе ее внимательный и насмешливый взгляд. Правда, временами она становилась очень уж серьезной и зябко подергивала плечами. И я подумал,
А вот Бояров удивил. Я, надо сказать, рассчитывал на его профессиональную наблюдательность. Однако поэт в основном вздыхал, горестно качал головой и изрекал банальные фразы вроде: «вот она наша жизнь», «жил человек — и нет его…»
В конце разговора он зашмыгал носом, махнул рукой и заявил, что если б знал, какие неприятности его подстерегают в горах, ни за что бы сюда не приехал.
Воздух был свеж, прозрачен, и хорошо было видно, как далеко на снежных склонах ветер крутит поземку.
Солнце поднялось высоко, стало жарко. Я снял куртку, повесил на ограду и, глядя на снежный гребень, некоторое время анализировал показания свидетелей, затем не спеша спустился к обрыву, сел на каменную плиту, закурил, что позволял себе крайне редко.
Вырисовывалось приблизительно следующее. Вчера около десяти часов утра на кош прилетел вертолет гляциологов и доставил гостей с рекомендательным письмом от знакомого Арсена. Василий Терентьевич и Татьяна Васильевна Бояровы. Мужчины поставили палатку, обложили камнями на случай, если поднимется ветер, выкопали яму для продуктов, что-то вроде холодильника. Таня тем временем готовила завтрак в доме, ей помогал Арсен. В полдень позавтракали, потом сходили в нарзанное ущелье — купались, загорали. Вернулись к кошу около шести вечера, а еще спустя полчаса приехал на своей машине Тимур Салеев. Приехал на выходные дни отдохнуть. Знакомы они с Арсеном больше года, за это время Тимур несколько раз наве щал чабана, однажды приезжал с девушкой. Гостил обычно недолго — два-три дня.
Итак, Тимур прибыл, привез коньяк, вино. Вечером устроили ужин, Арсен приготовил шашлыки, шурпу. Таня накрывала на стол, который выставили во двор. Было весело. Тимур рассказывал анекдоты, смешные истории, Бояров читал стихи. Выпивали. Коньяк «Наполеон» привез Тимур, вино было у Арсена. Словом, пикник как пикник. После полуночи Арсен с Тимуром легли спать в доме, а Бояров с дочерью — в палатке. Арсен почти сразу уснул. Сквозь сон слышал, как скрипнула входная дверь и послышались шаги под окном. Решил, что Тимур вышел покурить. И только задремал — выстрел. Вскочил от неожиданности, посветил фонариком справа от двери, где обычно висело ружье, — ружья на месте не оказалось.
Бояров проснулся от выстрела. Таня взяла фонарик, лежавший в изголовье, и первой выбралась из палатки. Никуда не отходила, потому что было страшно. Видела, как в коше зажегся свет. Когда открылась дверь и на пороге появился Арсен, побежала к нему. Тимура она увидела первой. Светила луна, и внизу у края обрыва хорошо была видна фигура лежащего человека. Арсен спустился по склону, убедился, что Тимур мертв, и первым делом связался по рации с поселком, сообщил о случившемся. С этого времени до утра они втроем сидели в доме, ждали.
В общем-то, первое, что приходило в голову, — самоубийство. Одно обстоятельство
Часа полтора я осматривал склон, заросли барбариса, облазил скалы над пропастью. Ничего похожего на спуск обнаружить не удалось. Скалы отвесной стеной обрывались вниз, и там, на дне ущелья, шумела невидимая река. Теперь, во всяком случае, я знал: от места, где был произведен выстрел, можно выбраться только вверх, а на плоском лугу, да еще при лунном свете, остаться незамеченным невозможно.
Однако с выводами я решил пока не спешить. В моем положении неразумно было отвергать версии даже самые невероятные.
Допустим, что стрелял неизвестный — Четвертый. Тогда..* тогда получается несуразица. Тимур вышел из дома, непонятно зачем прихватив ружье, затем без борьбы отдал ружье неизвестному и преспокойно ждал, пока тот его пристрелит. И это сильный, здоровый мужчина, не оказывая сопротивления, смотрел, как к груди приставляют ружье? Нет, не укладывается в голове!
А если неизвестных было несколько? Допустим… Тимур услыхал подозрительные голоса. Вышел посмотреть, взял на случай ружье. На него напали… Парень он, судя по всему, не из хилых, отобрать ружье у него не так-то просто. Значит, на теле должны были остаться следы борьбы. Эксперт же ничего подозрительного не обнаружил. Впрочем, официального заключения пока нет, придется подождать.
Обойдя скалу, я вышел к небольшой поляке, где стояла машина Тимура. Внешний осмотр, как и ожидалось, ничего не дал. Машину давненько не мыли, сохранились следы дождя, небольшого, — позавчера такой в городе сыпал, далее — свежая царапина на правом крыле, новая шипованная резина. Все.
Я достал из кармана ключи с брелоком-подковкой, открыл дверцы. Сиденья без чехлов, на переднем небольшое темное пятно с оплавленными краями — след сигареты. На панели управления — вентилятор с оборванным шнуром. Судя по всему, хозяин без особого почтения относился к машине.
На заднем сиденье лежал черный «дипломат» с металлической окантовкой. Осмотрев его со всех сторон, я сел на траву, открыл. В дипломате лежали светозащитные очки в полиэтиленовом мешочке, пачка денег, туго стянутая резинкой, и книга в коричневом переплете. Тютчев. Полистав, наткнулся на закладку — конфетная обертка, сложенная вчетверо.
Она сидела на полу И груду писем разбирала, И, как остывшую золу, Брала их в руки и бросала. Брала знакомые листы И чудно так на них глядела, Как души смотрят с высоты На ими брошенное тело.