Родимое пятно. Частный случай
Шрифт:
Небо еще было ярко-голубым, но уже обозначилась белая половинка луны, а на востоке перемигивались две едва заметные звезды.
Бояров, поднялся, предложил спуститься к реке. Я поблагодарил за приглашение и отказался. Василий Терентьевич, сопровождаемый собаками, зашагал по тропе, что-то напевая под нос, а может, это он декламировал или подбирал новую строку в стихотворении о нелепой смерти
Все складывалось превосходно. Оставалось провести, если, конечно, можно так выразиться, финальную часть расследования. И тут уж ошибаться нельзя.
Подойдя к палатке, я постучал камешком о металлическую стойку. Никто не отозвался, и мне почему-то показалось, что там никого нет. Только этого еще не хватало! Сердце запрыгало, и я, поспешно глянув по сторонам, нырнул в полумрак палатки.
Палатка была пуста. В душном воздухе угадывался едкий аптечный запах. Сидя на корточках, я некоторое время тупо созерцал раскрытую косметичку, зеркальце с едва заметной трещиной, шоколад* в мятой фольге, затем, выругавшись вполголоса, выбрался наружу.
Из-за камня выпрыгнул серый кот, дико фыркнул и, вздыбив шерсть, скачками помчался к кошу. Я двинулся за ним следом. Настроение заметно испортилось, хотя ничего особенного вроде бы и не произошло. Да-а… хорош профессионал, нечего сказать. Сидел рядом и не заметил, как девчонка выбралась из палатки. Но куда она, в самом деле, исчезла?
— Арсен! — позвал я, опершись на ограду.
Из дома не донеслось ни звука. Открыв калитку, я прошел во двор и постучал в дверь. Тишина. Издалека донесся приглушенный рокот обвала, и опять тишина до звона в ушах. «Ну, знаете, друзья, мы так не договаривались», — пробормотал я, рванув на себя дверь.
На пороге стоял Арсен и, вытаращив глаза, смотрел на меня. Был на нем драный свитер, рукава засучены до локтей, ладони выпачканы в муке.
— Почему не открывал? — сказал я.
— Занят был… — Арсен отступил, пропуская в дом. — У мен* дверь не закрывается, заходи, когда захочешь…
— Таня у тебя?
— Зачем ей быть у меня? Ужин приготовлю — всех позову. Далеко не расходитесь.
— Понятно, — кивнул я и механически посмотрел на часы.
Густой туман, медленно обтекая скалы, двигался вдоль речки. Некоторое время я шагал по пояс в сырой мути, с трудом различая тропу. Выбравшись наверх, отдышался, привалившись к шершавому стволу низкорослого дерева, застегнул куртку.
Подо мной клубился теперь уже неподвижный туман, и оттуда, снизу, застывая в неподвижном воздухе, доносился приглушенный гул реки.
В который раз я мысленно прокрутил события минувшего дня и от досады пнул трухлявый пень. Опять я ничего не понимал. Слишком много белых пятен. По этой причине легко рушится любое построение, основанное на малочисленных фактах и дополненное воображением. Что-то очень важное упускал я из виду. Но что именно, что?
Продравшись через кустарник, я спрыгнул с наклонной плиты на тропу и остолбенел.
Шагах в десяти от меня неподвижно лежал человек. Таня. Возле откинутой правой руки валялась пуховка.
— Таня! — с трудом выдавил я из себя и почувствовал, как на висках выступает испарина. Послышалось всхлипывание, девушка повернула голову, быстро поднялась и шагнула ко мне.
— Что вам еще нужно от меня? — сказала она глухо.
Я вытащил
— Таня, — сказал я как можно строже. — Когда все легли спать, вы встретились с Тимуром… расскажите об этом и, пожалуйста, подробнее.
— А вам не кажется, что задавать такие вопросы неприлично?
— Татьяна Васильевна, — сказал я с расстановкой, — когда вам врач предлагает раздеться, вы тоже возмущаетесь? И потом… вы утром сказали неправду. А это был официальный допрос со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Но я готов забыть об этом недоразумении.
С минуту Таня стояла неподвижно, опустив голову, будто что-то разглядывала в траве, затем нагнулась, подняла пуховку, набросила на плечи.
— Вы думаете, Тимура убили? — спросила она тихо.
— Уверен.
— Извините, у меня все перепуталось в голове… Значит, так… Папа сразу уснул, а я долго лежала, спать совсем не хотелось, слышу чьи-то шаги, потом шепот Тимура — просит выйти. Я выбралась из палатки… И он тут же объяснился в любви, едва я подошла к нему. От неожиданности я рассмеялась, он, в самом деле, был очень смешной в эту минуту… какой-то всклокоченный, неловкий, в руке букетик цветов, мелкие такие, возле реки между камнями растут. И когда он их нарвал? Тимур внимательно посмотрел на меня, даже наклонился, чтоб лучше видеть лицо, и тоже засмеялся, попросил прощения за беспокойство, бросил цветы и пошел в сторону ущелья. Там его машина стоит. Я подумала, что он в такую темень поедет, и испугалась, окликнула его. — Таня прижала ладони к щекам. — Простите, у вас есть сигареты?
Она села на траву, обхватила колени руками. Я тоже сел рядом и протянул пачку. Сигарету она держала неумело, и после первой затяжки на глазах у нее навернулись слезы.
— Гадость какая! — сказала она, бросив сигарету. — Рассказывать дальше?
— Я слушаю…
— Арсен, — сказал я, глядя ему в глаза. — Расскажи, как все произошло.
Не знаю, на что я рассчитывал, но сомнений не было, что он скажет правду, более того, я почему-то был уверен — не приди я к нему, он бы сам разыскал меня и все рассказал. Минуты две сидели молча. Я ждал, спешить было некуда. Теперь некуда. Ну и денек выдался!
— Мы не были друзьями, — сказал Арсен, откашлявшись. — Мне не нравилось, что он привозил подарки… Что я, девушка? А весной уговорил съездить на неделю в дом отдыха, тут недалеко — хорошее место. Тимура встречали как дорогого гостя, министра, наверное, так не встречают — отдельные номера, какой ужин в ресторане, сауна в любое время, все, что угодно…
— Вы говорите, что не были друзьями, а Тимур, может, так не считал.
Арсен поднялся, прошелся взад-вперед, что-то бормоча вг родном языке, затем сел к столу, разорвал пачку папирос, закурил. Густой дым вытягивался легким сквозняком в окно.