Родина зовет
Шрифт:
Михаил и Володя Соколов тем временем побежали к самолету, чтобы запустить моторы. С винтовкой наперевес я жду их сигнала. Они подают знак, чтобы мы [160] шли к самолету. Выстраиваю всех по два человека и веду строем, держа винтовку наготове.
Вот тут- то начались наши испытания…
Еще издали я заметил, что Володя суетливо мечется около самолета. Из кабины выпрыгнул Михаил. На его лице крупные капли пота.
– На самолете нет аккумулятора. Мотор нельзя завести.
Секунду стоим в оцепенении. Нужно принимать срочное
Недалеко от самолета стояла тележка со вспомогательными аккумуляторами. Быстро подкатили ее, подключили к бортовой сети самолета. Михаил снова полез в самолет, я передал винтовку Володе Соколову - и за ним. А Девятаев уже в кабине нажимает какие-то кнопки. Я с замиранием сердца смотрю на щит управления. Вдруг заметалась стрелка на каком-то приборе.
– Ура! Есть искра!
– воскликнул Михаил.
– Размаскировывай!
Я выскочил из самолета и подал команду:
– Размаскировывай!
Обычно заключенные работали не спеша, а тут в две минуты сорвали с самолета маскировку и чехол.
Михаил в это время завел левый мотор, а затем и правый. Как это ему удалось, сказать не могу, трудно было или нет - не знаю. Он летчик, и ему это знать лучше.
Как только моторы взревели, я подал команду:
– Всем в самолет!
Винтовку положил у дверки самолета, на случай, если подбегут летчики или кто-нибудь другой, и начал снимать зажимы, удерживающие самолет, вытаскивать колодки из-под шасси. Одну вытащил легко, а другую никак не мог. Тогда я отбежал к носу самолета, замахал руками и закричал Михаилу:
– Сдай назад!
Он не слышал меня, но понял отлично, сбавил газ, самолет осел, и я легко вытащил колодку, но при этом чуть не угодил под работающие пропеллеры. Лезу в самолет. [161] Пристраиваюсь с Петей Кутергиным возле Михаила. Володя Соколов лег на штурманский мостик, а Володя Немченко сел за пулемет, хотя стрелять из него он не мог. Емец, Адамов, Олейник, Урбанович разместились в фюзеляже самолета.
Пока прогревались моторы, мы сидели не шевелясь на своих местах. Но вот самолет тронулся с места, Михаил выруливает между бункеров на взлетную полосу. Мы катим по немецкому аэродрому на их бомбардировщике! Кто из работающих на аэродроме мог подумать, что на этом бомбардировщике катятся заключенные, обреченные на смерть люди!
Михаил выруливает на взлетную площадку. Стартер, ничего не подозревая, дает сигнал ракетой, разрешая взлет. Самолет мчится по бетонной дорожке. Мы грянули «Интернационал». Но что это? Взлетная площадка кончается. Впереди море. Ближе, ближе! Оно надвигается на нас.
Самолет не взлетает.
Песня обрывается.
Михаил сбавляет газ и круто разворачивает самолет в обратном направлении. Он прошел, накреняясь на одно колесо и задев
Михаил кричит мне:
– Сними струбцинки с руля высоты, на хвосте такой красненький зажим.
Но как выскочишь из самолета, когда неподалеку рабочие команды, солдаты с овчарками, - а на нас полосатая одежда? На Володе Немченко были гражданские брюки. Правда, на них масляной краской намалеваны кресты. Но это ничего, могут не заметить. Посылаю его. Он снял полосатую куртку и в нательной рубашке вылез из самолета. Снизу кричит, что никаких зажимов нет. Поспешно взбирается в самолет.
Михаил снова рулит по взлетной полосе на место старта. Немцы уже бегут к самолету. Они в страхе расступаются перед несущимся прямо из них «Хейнкелем».
Мы кричим:
– Миша, немцы!
Михаил разворачивает самолет и приказывает нам нажимать на штурвал, чтобы преодолеть тросы руля [162] управления. Я уперся одной рукой в кабину, а другой на штурвал, Петя Кутергин помогал тоже. Михаил дал полный газ, и самолет снова помчался вперед по взлетной полосе мимо немцев и заключенных, теперь уже без всякого сигнала стартера, затерявшегося среди оторопелых фашистов.
Вдруг толчок, второй, третий. Самолет повис в воздухе, неимоверно быстро набирая высоту. Явление опасное - можно свалиться в штопор.
Михаил кричит нам:
– Нажмите!
Мы оба с Петей нажимаем на штурвал. Самолет пошел в резкое пикирование. Вот-вот мы врежемся в море. До воды не более пятидесяти метров. Михаил снова кричит нам.
– Отпустите!
Отпустили штурвал, самолет опять пошел вверх.
– Нажмите, нажмите немножко!
– опять кричит он.
– Вот так, так держите!
Наконец самолет выровнялся, Михаил напрягает все силы. Мы летим.
Пролетели над аэродромом, над нашим лагерем и вылетели в море. Немцы, видимо, так и не поняли, что произошло. Ни одна зенитка не ударила нам вслед.
Сначала летели к берегам Швеции. Потом Девятаев обнаружил по приборам, что бензину в баках много. Тогда он развернул самолет на девяносто градусов, и мы взяли курс прямо на Восток.
Летим над морем. Внизу большой караван судов. Над ним кружатся истребители, видимо охраняют.
– Эх, так бы и шарахнул бомбочку в них, - проговорил Михаил.
Но у нас не было бомб. Да и лучше нам было удрать поскорее. Вдруг спросят по рации, куда летим так низко и с выпущенными шасси? А у нас и ответить-то некому.
Летим без карты. Летчик ведет машину прямо на восток, но вижу - нервничает, кричит нам:
– Карту ищите! Она должна быть здесь, в кабине.
Карту нашли. Но это была карта Западной Европы, а нам надо Восточной. Ориентируемся по солнцу.
Вот показалась земля. Летим на разной высоте. То земля далеко и леса кажутся маленькими лоскутками, [163] то видны даже небольшие домики. Внизу вьется шоссе, колонны машин и солдат.