Родить Минотавра
Шрифт:
– Как пропало? – Ни в морге, ни в реанимации его нет. Конечно, всё это может быть диким совпаденим. И Резанов просто загулял с девочками, но ты понимаешь, чем это может обернуться для губернатора, если труп найдут.
– Чёрт знает что, – покачал головой Сенчук. – Надо возбуждать дело. – Повода нет, – развёл руками Чеботарёв. – Не исключено, что во двор Дерюгинского дома забрёл пьяный, который протрезвел в «Скорой», и врачи, чтобы не возиться, просто выпнули его из машины, в чём теперь, конечно, ни за что не сознаются. Но возможен и другой расклад, куда более серьёзный. Есть основания полагать, что окружением губернатора занялись, как бы это помягче выразиться, некие службы, связанные с федеральными верхами, но
– Виктор Васильевич, ты в своём уме? – растерялся Сенчук. – Что значит «полуофициальных»?
– А то и значит, Михаил Борисович, что нашу расшалившуюся элиту хотят посадить на короткий поводок и принимают к этому необходимые меры, используя метод не совсем чистые, но ведь и в нашей элите не дюймовочки. – Но это же… – начал Сенчук и осёкся.
– Это политика, – вывел его из затруднительного положения Чеботарёв. – Ты тут с Березиным посоветовались и решили, что нам в эти дрязги вмешиваться не след. Люди наверху в подобных делах опытны, разберутся и без нас. – Пожалуй, – задумчиво протянул Сенчук. – Это вы правильно решили.
– Чёрт его знает, правильно или нет. Конечно прокуратура вне политики, но ведь и бездействия не одобрят. Ты не мог бы, Михаил Борисович, по своим личным каналам провентилировать этот вопрос. Узнать хотя бы общую установку нынешних федеральных властей. – Трудно. – Я понимаю, – посочувствовал Чеботарёв. – Тогда остаётся одно – наблюдать, а если вмешиваться, то только в том случае, когда преступление очевидно. А губернатору надо бы унять расшалившихся замов. И чем дальше он дистанцируется от этих людей, тем для него лучше.
– Ты, однако, замахиваешься, Виктор Васильевич, – возмутился Сенчук. – Не я замахиваюсь, – возразил Чеботарёв. – И если органы замахиваются всерьёз, то тебе, Михаил Борисович, придётся им что-то предъявить. Иначе не совсем понятно, чем мы здесь занимаемся и занимаемся ли вообще.
Сенчук страдал, Чеботарёв ему не сочувствовал, хотя суть этих страданий понимал очень даже хорошо. Далеко не все представители областной элиты были замешаны в финансовых махинациях, но и Сенчук, и многие другие областные руководители были частью общества не то чтобы тайного, но живущего не по тем законам, по которым предлагается жить остальному населению. И такая избранность предполагаёт финансовое обеспечение из номенклатурного общака, впрочем, далеко не всегда в форме прямых субсидий. Субсидии чаще бывают косвенными, когда «своих» поддерживают, а «чужих» топят, и выпадать из когорты «своих» в безвоздушное пространство Сенчуку не хотелось. Изъяв Тяжлова и Дерюгина из номенклатурной тусовки, Чеботарёв мог серьёзно подорвать устойчивость системы, когда финансово ослабевшие «свои» становились лёгкой добычей «чужих», с последующим перераспределением властных полномочий.
– Здесь есть ещё один нюанс, Михаил Борисович, – осторожно поделился Чеботарёв. – Именно полуофициальность миссии делает её уязвимой.
– Не понял. – В случае большого скандала, неудачи, человеческих жертв, провала руководителей миссии, от них там наверху все откажутся. Сделают большие глаза, пожмут плечами и скажут, что не в курсе. И вообще – закон превыше всего. – Любопытно, – прищурился Сенчук. – А я ведь тебя, Виктор Васильевич, не держал за доброхота нынешней областной власти.
– И правильно делал, – согласился Чеботарёв. – Но всё познаётся в сравнении. Я не уверен, что за миссионерами из центра стоят силы более здоровые, чем те, что шустрят у нас на местах. Грубо говоря, хрен редьки не слаще. Но если на областную редьку мы с тобой ещё способны оказывать воздействие, то до московского хрена нам уже не дотянуться. И единственное, что нам останется, это делать хорошую мину при плохой игре и убеждать себя и других, что столичный хрен всё-таки слаще доморощенной редьки.
– Огородник ты, однако, Виктор Васильевич, –
– Ничего. Тебе лучше ни во что не вмешиваться. Что допустимо для следователя как промах, то недопустимо для прокурора, поскольку ты фигура во многом политическая. Я же со своей стороны постараюсь разрегулировать ситуацию с наименьшими потерями.
Сенчук размышлял довольно долго, и не только страх за карьеру был тому причиной. Михаил Борисович ангелом, конечно, не был, но и за рамки морали далеко не заступал. Государственный интерес и торжество закона тоже не были для него пустыми звуками. Другое дело, что мелодия нынешнего правового гимна была, мягко говоря, невысокого качества и следование ей для взыскательного уха было истинным мучением. Уж слишком много фальшивых нот, сознательно или по недосмотру, было вставлено в эту мелодию.
Сенчук всё-таки дал согласие на невмешательство, и Чеботарёв ушёл от него не то, чтобы окрылённым, но уверенным в себе.
Корытин уже поджидал его в кабинете с последними вестями с невидимого фронта.
– Неужели Астахов раскрутил Дерюгина? – слегка удивился Чеботарёв. – И, похоже, очень серьёзно, – подтвердил Корытин. – Астахов чуть не плясал, выходя от Дерюгина, А вот Тяжлов, посетивший Юрия Владимировича чуть позднее, выскочил из дома просто в ярости и сразу же метнулся к Халилову.
– Астахов не пытался связаться с паленовцами? – Кто его знает, – вздохнул Корытин. – Нет у меня, Виктор Васильевич, такого количества людей, чтобы проконтролировать все объекты. Пока мы сосредоточились на Халилове, который усердно пасёт Певцова.
– А что у нас с машиной? – Есть, – сверкнул глазами Корытин. – Ты не поверишь, Виктор Васильевич, машина принадлежит Горячеву, одному из самых близких к покойному Паленову человека и давнему моему знакомцу. Мы с ним в институте вместе учились.
– Как ты её нашёл? И почему её не обнаружили раньше? – Дикая случайность, Виктор Васильевич. Машину, скорее всего, действительно бросили на видном месте, но она была на ходу. И ею попользовались нехорошие люди. Судя по обилию шприцев в машине, наркоманы. Машину они изуродовали до такой степени, что восстановлению она уже не подлежит. Гоняли наркоманы на ней чуть ли не неделю. И только когда я начал сопоставлять срок угона с преступлением в тупике, меня осенило. Проверили мы Горячевскую машину, и нашли следы пуль. Кроме того, эксперты обнаружили пятна крови на капоте и волосы Мигунько. – Я так понимаю, что паленовцы после смерти шефа честолюбивых планов не оставили?
– Ни в коем случае, – подтвердил Корытин. – Горят жаждой реванша. Кандидат у них уже наготове.
– Присмотри за ними, в первую очередь за Горячевым. Мне почему-то кажется, что Астахов именно им попытается сбыть полученную от Дерюгина информацию.
– А как же Атемис? – удивился Корытин. – Он вполне способен учинить спрос с отступника.
– Думаю, Астахов это знает и сумму с Горячева запросит соответствующую.
Тяжлов кивнул гостю приветливо, но навстречу не поднялся, а лишь указал на ближайший к столу стул. Певцов гостеприимством хозяина воспользовался охотно и на предложенном месте утвердился уверенно, словно был давним завсегдатаем сановных кабинетов. Мужчиной Певцов был не старым, сорока лет ему ещё не исполнилось, рослым, по спортивному подтянутым, залысины его не портили, а придавали сухому лицу значительность. И самоуверенный вид, и одежда выдавали в нём человека преуспевающего, хотя, по сведениям, имевшимся у Тяжлова, это было далеко не так. В одном он убедился с первого взгляда: если этот человек и не преуспевает, то очень жаждет успеха. И ради этого пойдёт на многое, возможно, даже на всё. Во всяком случае, не моргнув глазом, Певцов устранил двух самых влиятельных городских отморозков и сделал это почти безупречно.