Родиться среди мёртвых

Кёрк Ирина

Несколько раз, кончив плакать, Тамара поднимала голову и смотрела на меня. В ее глазах все еще не было узнавания, но также не было ни страха, ни подозрения, ни желания. И каждый раз, как будто бы успокаиваясь, она придвигалась ближе ко мне. Я не знаю, как долго мы сидели так, обняв друг друга, такие моменты не исчисляются временем, но они продолжают жить, как следы неожиданной вспышки, которая их породила.

— Тамара, — вскрикнул хриплый голос, — где твой демон?

Женщина средних лет стояла перед нами и смеялась. Старая вуаль и цветок были приколоты к ее волосам, и ее лицо было намазано

чем-то красным. Белое платье было мало для ее полного тела; оно было разорвано под мышками.

— Где были вы, когда я танцевала ночью? — прошептала она и стала махать увядшим цветком передо мной. Тамара закрыла глаза моей рукой, потом вскочила и затопала ногами на женщину, как будто бы та была только злой призрак, которого можно прогнать.

— Я не могу выносить людей, которые вмешиваются в мои дела, — закричала женщина и толкнула Тамару так, что та ударилась о дерево. Я поймал руки женщины; она оказалась сильнее, чем я предполагал, и я боролся с ней, пока два санитара не пришли и не увели ее.

— Она всегда убегает, — сказал один из них мне.

Я сделал шаг к Тамаре, но она попятилась от меня, пристально глядя на мои руки. Когда пришла сиделка, Тамара отвернулась от меня и спрятала голову на ее плече.

— Ты опять плакала? — спросила сестра милосердия, гладя ее спину. — Теперь ты лучше иди в комнату. Уже поздно, и все уже ушли.

Она весело кивнула мне, и Тамара пошла с ней, держа ее за руку.

Выходя из госпиталя, я прошел мимо кабинета доктора. Я почти уверен, что он видел меня, но когда я подошел ближе, он сделал вид, что он занят бумагами, и я прошел незамеченным. На дороге молодой американский армейский сержант в джипе предложил подвезти меня. Он дал мне сигарету и говорил всю дорогу до города. Я не помню, что он говорил, но звук его оживленного голоса был, как ни странно, успокаивающим. Он довез меня до Банда на берегу реки.

Вангпу-ривер опять стала прибежищем для многих иностранных пароходов, возвышающихся над сампанками и джонками. Я сидел на скамейке, пока не наступила темнота и не зажглись фонари на пароходах. Вокруг меня был опять воспрянувший, шумный, буйный город, в котором я некогда жил так деятельно, но в котором я никогда не жил одной жизнью с Тамарой. Мысленно я вернулся к тому дню в августе, когда я впервые пришел на кладбище. В неясном свете минувших лет лицо Тамары предстало передо мной, сначала скорбное, потом недоступное, серьезное и, наконец, нежное. Я долго удерживал в воображении ее былой образ, прежде чем его заслонила нынешняя Тамара в белой госпитальной одежде с остриженными волосами, и тут я с отчаянием окончательно понял, что она потеряна для меня. Я осознал также, что это был единственный раз в моей жизни, когда я любил женщину не потому, что она была дополнением к моему существованию. И понял, что она останется в моей памяти навсегда.

Глава двадцать первая

Я видел Александра дважды перед тем, как уехать из Китая в середине ноября. Первый раз, когда я устроил обед в ресторане, на который пригласил также Петрова с сыном. В течение всего вечера Александр почти ничего не говорил. Он сделал только несколько кратких односложных замечаний, и мне показалось, что он затаил

чувство неприязни к Николаю. Я собирался поговорить с ним о Тамаре, но он ушел тотчас же после того, как мы выпили кофе, сказав, что ему нужно встретиться с кем-то в Советском клубе. Я попросил его позвонить мне в отель; он обещал, но так и не позвонил. Второй раз мы встретились случайно. Я шел в сторону Гарден Бридж после обеда, когда рядом со мной остановился джип и Николай окликнул меня по имени.

— Я везу отца на пристань, а потом смогу отвезти вас куда вам угодно, — сказал он.

— Вы кого-нибудь провожаете? — спросил я Петрова.

— Не кого-нибудь, а многих, советский пароход отходит сегодня в Россию, и много друзей уезжает на нем. Поедемте с нами. Может быть, это будет вам интересно, как корреспонденту.

— Я все еще безработный, Петров, но я поеду с вами.

Петров быстро перелез на заднее сидение, настаивая, чтобы я сел рядом с Николаем.

— Я приеду к половине седьмого, папа, — сказал Николай, когда мы подъезжали к пристани.

— А что, ты не идешь со мной?

— Нет, я обещал встретиться с друзьями.

— Хорошо, увидимся в шесть тридцать. Нет, лучше ты не беспокойся, я сам доберусь домой.

— Ты уверен?

— Конечно, уверен.

Когда мы подъехали ближе к пристани, я сразу же увидел в большой толпе Александра. Он стоял рядом с Евгением, бравая наружность которого являла полный контраст худобе и сутулости Александра. Я обернулся к Петрову, но он уже обнимал адмирала Сурина. Я не хотел его беспокоить и подошел к Александру.

— Вы тоже уезжаете? — спросил я его.

— Да, но не на этом пароходе, а на следующем. Евгений едет сегодня.

— Куда в России вы направляетесь?

— Сначала в Свердловск.

— А потом?

— Куда-нибудь, где лучше, если я заслужу.

Я не был уверен, не иронизирует ли Евгений надо мной или над теми, кто посылал его на Урал.

— Например, в Москву?

Я пожелал ему счастливого пути и спросил Александра, не хочет ли он пообедать со мной, когда пароход отойдет.

— Только мы вдвоем?

— Да, больше никого.

— Тогда с удовольствием.

Кто-то похлопал меня по плечу. Это оказался маленький бородатый господин, вероятно, лет восьмидесяти.

— Сынок, — сказал он мне, — мог бы ты нам помочь с чемоданами, они нам не велели больше нанимать китайских носильщиков.

Он повел меня к месту, где стояла, возле двух чемоданов, его жена, держа в руках клетку с птицами. Она казалась даже старше, чем он, ее лицо превратилось в сеть морщин, когда она мне улыбнулась. Крышка чемодана открылась, как только я его поднял, и из него посыпались старые носки и свитер.

— Я же тебе говорила, что нужно было перевязать веревкой, — сказала она мужу. — Ведь эти чемоданы служат нам уже двадцать восемь лет.

— Где же было взять веревку?

Я сказал, что отнесу чемоданы на борт как они есть, а там мы, может быть, найдем веревку.

— Да храни тебя Бог, — сказал старичок.

Мы должны были ждать на трапе, пока три человека волокли пианино на борт, а когда старик и его жена были уже на корабле, еще одна старая женщина попросила меня помочь ей со швейной машиной.