Родная старина
Шрифт:
Все эти меры и заботы царя не могли остановить общего бедствия: слишком уж велико было оно!.. Всех голодающих не под силу было прокормить царю, всех обиженных не мог он защитить. Во время голода господа выгоняли от себя целыми толпами холопов, которых не могли содержать. Этот бесприютный бродячий люд вместе с беглыми крестьянами уходил в Северскую украину (нынешние [на начало XX в.] Черниговская, Курская и Орловская губернии). Сюда скоплялось все больше и больше недовольного, озлобленного люда, отбившегося от мирного труда. От разбойничьих шаек не было проезду не только в глухих местах, но и по большим дорогам, даже и под самою Москвой. Атаман одной многочисленной разбойничьей шайки Хлопка Косолап задумал даже сделать дерзкий набег на столицу. Пришлось выслать против разбойников целое войско, и под
Лжедмитрий I
В то время, когда русский народ волновался темными слухами о том, что царевич Димитрий жив, а Борис учреждал по западной границе заставы и принимал все меры, чтобы изловить своего страшного врага, не выпустив его из русских пределов, в Польше вдруг обнаружился тот, кого так долго и тщетно искал Борис.
Около 1601 г. в Киеве явился молодой монах-странник. Он рассказывал о себе, что он вышел из московской земли. Из Киева этот странник пробрался на Волынь; здесь в городе Гоще несколько времени, говорят, он учился в школе, набрался кое-каких поверхностных знаний, затем побывал на Запорожье, где среди казаков скоро освоился с военным искусством, сделался лихим наездником, так что по удали и ловкости не уступал истым запорожцам. Потом этот удалец попал на службу к князю Адаму Вишневецкому, который, подобно всем знатным магнатам литовским и польским, держал у себя многочисленный двор. Мелкие литовские и польские дворяне, или шляхтичи, охотно шли на службу к богатым вельможам, составляли при них отряды телохранителей или несли разные домашние должности. Широкая разгульная жизнь польской богатой знати и безумная расточительность собирала около них обыкновенно множество люда, охочего до веселой, беззаботной жизни. А Вишневецкий, владелец громадных поместий в Южной Руси, был еще молод; пиры, разгул, удалые потехи были по душе причудливому пану, а деньгам он и счету не знал: понятно, что около него толпилось множество разгульных и удалых людей. В среду их попал и наш московский выходец: видно, хотелось изведать и ему все утехи богатой жизни…
«Дмитрий Самозванец». Гравюра Ф. Снядецкого. XVII в.
Был он еще очень молод, лет двадцати с небольшим. Неказист был он с виду: худощавый, небольшого роста, со смуглым лицом, с приплюснутым носом и бородавками на лбу и носу, он не мог похвалиться наружностью; но голубые глаза его смотрели умно, часто задумчиво; голос его был приятен; говорил он складно, по временам даже и красно, с увлечением; а в удали и лихом наездничестве не многим уступал… Поступив на службу к Вишневецкому, он скоро сильно занемог или притворился больным, слег в постель и, готовясь к смерти, попросил к себе священника. Больного исповедали.
– Если я умру, – сказал он священнику, – похороните меня, как хоронят царских детей.
Изумленный священник стал спрашивать, что значат эти слова.
– Теперь я не скажу тебе, – отвечал больной, – а по смерти моей возьми у меня из-под постели бумаги и узнаешь, кто я таков, но и тогда знай только сам, другим не рассказывай.
Священник не вытерпел и рассказал о таинственном слуге Вишневецкому. У того сильно разыгралось любопытство, и он сам стал расспрашивать больного, но слуга молчал. Тогда достали бумагу из-под постели, прочли и были поражены изумлением: из бумаги узнали, что пред ними – сын Грозного, Димитрий, которого считали все погибшим от рук убийц!..
Приложены были все усилия и попечения, чтобы вылечить его, и он скоро выздоровел.
Вишневецкий считал
Красноречивый юноша так живо, так задушевно рассказывал о своих бедствиях, о своем скитальчестве и приключениях, что возбуждал во всех любопытство и сочувствие к своей судьбе. Скоро он стал любопытной новинкой в Литве. Адам Вишневецкий повез его сперва к своему брату, воеводе Константину Вишневецкому. Король потребовал, чтобы царевича привезли к нему в Краков. Константин Вишневецкий отправился с ним к королю; на пути заехал к тестю своему Юрию Мнишеку, сандомирскому воеводе. Это был человек безнравственный, очень ловкий, разжившийся разными нечестными способами и в то же время крайне тщеславный; он был в восторге, узнавши, какого гостя привез к нему зять.
Самборский замок Юрия Мнишека наполнился гостями; со всех сторон съезжались они, званые и незваные, знатные и незнатные: многим хотелось взглянуть на царевича. Широко раскрывалась для всех дверь Самборского замка: тщеславному Мнишеку лестно было всем показать, какой гость у него. Поляки умели тогда и веселиться, и гостей принимать: пир шел по нескольку дней; изысканные кушанья услаждали прихотливый панский вкус; старое венгерское лилось рекой, туманило головы и развязывало языки. Шумная беседа, смех и веселая болтовня не прерывались. Гремела музыка. После обеда начинался пляс. Дамы и девицы, роскошно наряженные, украшали пир; но никто не поражал так гостей в Самборе красой и нарядом, как дочь старого Мнишека – Марина.
Кроме танцев, великое удовольствие гостям доставляла охота. Это была любимая потеха польской знати: тут можно было щегольнуть и богатством охотничьих нарядов, похвастать своими конями, собаками, соколами… тут можно было показать и свою силу, и молодечество. Не только мужчины, но и молодые женщины, и девицы выказывали свою удаль и ловкость на охотах. Вихрем несясь на коне, в роскошном полумужском наряде, с развевающимися кудрями, польские панны и пани могли на охоте не менее нравиться, чем во время танцев. И тут Марина выделялась своей красотой и ловкостью. Мудрено ли, что юному царевичу сильно полюбилась и Марина, и польские шумные пиры, и безграничное веселье?..
Радовался старый Мнишек, что царевичу приглянулась его дочь: честолюбивая мечта породниться с ним уже волновала тщеславного пана.
Но не одни Мнишеки, отец и дочь, имели виды на царевича; старались его опутать своими сетями и иезуиты. Монашеский орден (община) иезуитов был учрежден в 1540 г. с целью всеми силами, правдами и неправдами, бороться с противниками папы, возвращать снова под его власть отбившихся от него еретиков, обращать в христианство язычников и подчинять их папе. Всех, не признававших над собой власти его, в том числе и православных, католики считали еретиками.
В то время, когда явился царевич в Польше, здесь в большой силе были иезуиты; сам король следовал во всем советам их. Теперь представлялся им удобный случай утвердиться в России; стоило только прибрать к рукам русского царевича, обратить его в католичество; а там, когда он вступит на отцовский престол, думали они, можно будет с его помощью и Русскую церковь мало-помалу подчинить папе. Расчеты иезуитов были, казалось, совершенно верны. Понимал вполне и Димитрий, что без иезуитов ему не удастся ничего достигнуть, и только по их совету и по благословению папы король решится помогать ему, только стороннику их отдаст свою руку прекрасная Марина, истая католичка. Для Димитрия было даже опасно возбудить неудовольствие католического духовенства: король, бывший в руках иезуитов, легко мог не только отказать в помощи ему, но даже выдать его Борису. Все это заставило Димитрия искать покровительства католического духовенства; даже есть известие, будто он тайком принял католичество. Во всяком случае, он должен был дать обещание подчинить Восточную православную церковь папе.