Родник пробивает камни
Шрифт:
…А ведь еще вчера, до посещения института и до разговора о Верой Марягиной, Светлана обливалась слезами, читая лермонтовские стихи. Сердце ее сжималось, когда она произносила слова, которые мятежный поэт бросал в лицо царю. Она старалась отогнать от себя обуявший ее страх, чтобы снова почувствовать в себе тот весомый заряд значительности и трагизма слов, которые она будет по-своему, нестандартно, произносить перед экзаменационной комиссией. Пыталась и не могла. И это ощущение потери самого главного — уверенности в себе, убежденности в значительности того, что она будет читать комиссии, — настолько парализовало Светлану, что
Домой Светлана вернулась совсем разбитая. При виде тетки, которая налетела на нее с расспросами о том, кто будет возглавлять последний тур — Сугробов или Кораблинов, сколько человек допущено к последнему экзамену, сколько из них должны пройти, почему она такая рассеянная… чувство страха усилилось еще больше. Уверенность Капитолины Алексеевны в том, что Светлана блестяще продемонстрирует свои способности на предстоящем экзамене, еще сильнее обострила в ней ощущение незначительности той программы, которую она подготовила к последнему туру.
Светлана молча прошла в столовую, зачем-то постояла на одном месте, словно что-то припоминая, но, так и не припомнив, рассеянно подошла к креслу рядом с аквариумом и устало села, сложив руки на коленях.
— Что с тобой, Светик? — Озабоченность тетки была тревожной. — Уж не заболела ли?
— Я очень устала… — почти выдохнула Светлана. — И почему-то болит сердце. Щемит…
— Нет, тут что-то не то, — Капитолина Алексеевна подошла вплотную к Светлане и, приставив к ее лбу ладонь, прочла в ее потухших глазах что-то доселе незнакомое ей.
— Рассказывай, что случилось? Какие-нибудь неприятные новости?
— Новостей никаких. Просто ужасное настроение. Такое у меня было однажды в раннем детстве. Во сне я увидела, что папа подарил мне необыкновенно красивую говорящую куклу. От радости я была на седьмом небе. Но сон был недолгим. Когда я проснулась, то обнаружила, что нет у меня никакой куклы, что все это было во сне. Я полдня плакала, а папа вначале подсмеивался, а потом начал успокаивать и обещал, что ко дню рождения он не во сне, а наяву купит мне большую говорящую куклу. Вы тогда жили в Чите. Дедушка и сейчас нет-нет да и вспомнит мой сон и мою куклу…
И Светлана рассказала тетке о своем страхе, овладевшем ею. Рассказала обо всем, что сегодня утром услышала от Веры Марягиной.
Рассказывая, Светлана даже не подозревала, что каждое ее слово, каждый горестный вздох все сильнее и сильнее утверждали Капитолину Алексеевну в ее смелой и дерзкой задумке, которая не давала ей покоя всю последнюю неделю и которую она еще не решалась раскрыть Светлане. День ото дня эта задумка выстраивалась в четкий, продуманный план. Одного она пока опасалась: если она раскроет этот план Светлане, та может рассказать обо всем Владимиру и Брылеву. А это значит погубить все на корню. И она молчала. Молчала неделю, выжидая удобного момента, чтобы все, что родилось в ее голове бессонными ночами, пустить в ход в такой момент, когда планы ее не могли быть разрушены одной-двумя насмешливыми репликами Владимира, который благоговел перед Кораблиновым, боготворил
— Вот что, миленькая… Все, о чем ты только что мне рассказала, — это яичко к Христову дню. Сам бог тебе помогает, нагоняя на тебя страхи, о которых ты говоришь. И это вполне естественно…
Думая о том, чем бы таким заручиться, что Светлана будет держать язык за зубами, она снизила голос до шепота:
— Дай честное комсомольское слово, что все, о чем я тебе сейчас скажу, ты не передашь своему Володьке и не побежишь за советом к Корнею Карповичу.
Эти слова насторожили и испугали Светлану.
— Тетенька, Володя и Корней Карпович желают мне удачи не меньше, чем вы. Вы же об этом прекрасно знаете.
— Да, я об этом знаю. Но дай мне честное комсомольское слово, что мой план останется в тайне, и я поверю, что ты уважаешь и ценишь свою тетку, которая сейчас заменяет тебе родную мать.
Светлана встала с кресла и понуро опустила голову, все еще не догадываясь, что хочет предложить ей тетка.
— Я никому не скажу… Обещаю…
— Я требую честного комсомольского!
— Даю комсомольское… — еле слышно проговорила Светлана, комкая в потных ладонях носовой платок.
Капитолина Алексеевна хотела что-то сказать, но резкий и неожиданный звонок в коридоре заставил ее вздрогнуть.
Пришел Владимир. Дверь ему открыла Стеша. Во Владимире она уже давно не чаяла души, а после ее «вещего» сна с каждым его приходом она затаенно вздыхала, всем своим существом выражая надежду и даже уверенность, что свадьба не за горами.
Когда Владимир вошел в столовую, чуть не столкнувшись в дверях с Капитолиной Алексеевной, которая на его приветствие ответила рассеянным кивком головы — вся она была во власти своего плана, не дававшего ей покоя, — Светлана кинулась к нему навстречу и, косясь на дверь, откуда каждую секунду могла показаться тетка или Стеша, жадно, почти по-воровски, поцеловала его в губы.
— Ну как?.. Как идут съемки?
— Завтра вечером вылетаем в Пятигорск. Будем снимать кавказские кадры.
— А Кораблинов? Тоже улетает с вами?
— Всего лишь на три дня, потом возвращается в Москву. Сделаем натуральные кадры в горах, а остальное будем снимать в павильонах, после твоих экзаменов, на которых, как я слышал, Кораблинов будет заменять Сугробова, председателя приемной комиссии.
Светлана что-то хотела спросить у Владимира, но в комнату с шумом вошла Капитолина Алексеевна, внося с собой прохладное облако дорогих духов.
— Светик, ты мне очень нужна. Володя, поскучай тут без нас, мы на несколько минут отлучимся.
Капитолина Алексеевна взяла Светлану за руку и увлекла ее в спальню, откуда разговор их не мог слышать Владимир. Она усадила ее на кровать и, еще раз убедившись, что дверь плотно прикрыта, приступила к тому главному, что было ею продумано до мельчайших подробностей.
— Слушай внимательно. Только Володьке ни слова! Ты дала честное комсомольское.
— Я слушаю вас…
— Ко всему прочему — он у тебя очень смелый человек. И если, боже упаси, узнает, все испортит. А здесь нужно сыграть! Причем сыграть тонко. И сыграть не перед экзаменационной комиссией, а пока что перед Кораблиновым. Сыграть до третьего тура, — Капитолина Алексеевна таинственно взглянула на дверь и еще тише продолжала: — Что-нибудь начинаешь понимать?