Родной ребенок. Такие разные братья
Шрифт:
Моментально сообразив, что хватила через край, мачеха вихрем выбежала из комнаты со словами: «Разбирайтесь сами!».
Деваки склонилась над отцом, который лишился чувств. Приподняв ему голову, она отчаянно причитала:
— Папа! Папа! Папа! Что с тобой?..
Но отец не подавал никаких признаков жизни. Глаза его закрылись. Сердце не билось.
— Он умирает! — закричала Деваки, тщетно призывая на помощь мачеху, и слезы ручьями хлынули из ее глаз.
Оставив отца на полу, Деваки опрометью выскочила из дома: она бежала за врачом, еще не зная о том, что ему уже ничто не поможет.
Врач констатировал
Убитая горем, Деваки стояла около тела умершего отца. Мачеха хранила злобное молчание, зная, что не без ее помощи отец Деваки отправился на тот свет.
Умершего, обернутого пеленой и привязанного к носилкам, на плечах внесли в ворота шмашана — места сожжения мертвых. Деваки с ужасом поняла, что это последний этап и что через несколько минут уже ничего не останется от этого дорогого ей тела, тела ее отца, несчастного и любимого ею, хранящего в ее воображении свой неповторимый облик, особенный и единственный, свои черты лица, тело — все то, в чем билась его жизнь, что знала и любила она, ее мать, его родные и знакомые.
Тело отнесли к реке и окунули вместе с носилками в воду — последнее омовение. Затем отвязали от носилок, сбросили пелену и переложили на длинные поленья на одну из платформ. Отбросив с его лица саван, положили к губам кусочек дерева, смоченный водой, снова закрыли лицо, присыпали тело землей и поспешно возвели над телом двухскатное сооружение из толстых сухих дров и обложили дрова щепками и соломой.
Двоюродный брат отца Деваки, самый близкий родственник по мужской линии, как главный плакальщик, держа в руке длинную палку с пучком горящей соломы на конце, со всех сторон поджег дрова, обойдя пирамиду вокруг. Дрова вспыхнули, как спичка, и сгорели очень быстро. Все кончилось.
Читрагупта — писец в царстве мертвых, ведущий запись всех греховных и добрых поступков людей, дописал последнюю страницу его «книги жизни».
Каких дел было больше у бедного, старого и больного отца Деваки — ведает один Бог.
Прошло три дня после погребения.
Деваки не ходила на работу. Потрясения, выпавшие на ее долю в последние дни, подточили ее жизнелюбивую натуру. Она стала часто посещать храм, где подолгу молилась. Однажды, вернувшись из храма домой, она увидела у порога узлы. Развязав один из них, она поняла, что это ее пожитки. С тревогой и ужасом Деваки толкнула дверь, но та оказалась запертой. Девушка попыталась вставить ключ в замочную скважину, но не тут-то было: замок был заменен. И она поняла, что мачеха выгнала ее из родного дома.
Пригорюнившись, Деваки села на пороге, обдумывая, что ей предпринять.
На улице, у колонок, прохожие обмывали потные бронзовые тела. Под своей двухколесной тележкой спал извозчик — тонга-вала. Мальчишки галдели, играя во дворе. Было душно и жарко.
Деваки пересчитала деньги, которые лежали у нее в кошельке. Всего несколько рупий и три анны. Она не стала дожидаться мачехи. Ей было неприятно встречаться с ней, а тем более разговаривать.
«Когда-нибудь, если будут деньги и надобность, — подумала она, — я отсужу у нее свою часть наследства».
Она взяла свои узлы и подошла к тонга-вала. Тот встрепенулся, вскочил и, хлопая глазами, быстро помог ей погрузить нехитрую поклажу в тележку.
— Куда едем, дочка? — спросил
— Недалеко, — ответила ему девушка.
— Хорошо, я мигом доставлю твои вещи. — И тонга-вала, кашлянув, наклонился вперед, чтобы увеличить скорость, его ребра выпирали, как у заезженной клячи.
Деваки постучала в дверь дома двоюродного брата отца. Объяснив ему ситуацию, она попросила у него позволения временно оставить вещи, пока не подыщет себе жилье.
— Что ты, дочка! Поживи у нас некоторое время! — приветливо сказал дядя.
— Сестра! Сестра! — подбежали две его дочурки. — Оставайся у нас! Живи у нас! Никуда не ходи!
Деваки вошла в дом, положила на пол свои узлы и в полном изнеможении опустилась на табурет.
Ананд не спал две ночи подряд. Дела по службе он поручил Радже. Он сидел в своей комнате, погруженный в раздумья, и держал в руке браслет Деваки. Эти три дня, которые она провела в его доме, ясно представились ему.
«Она красива, молода, воспитанна, с глубоким нравственным корнем, истинная дочь Индии», — думал он. Лучшей жены для себя он не представлял.
Положение, в которое он поставил себя по отношению к дяде своей ложью, вносило в его душу смятение.
Через некоторое время Ананд спустился вниз. В саду работал слуга. Но сад казался ему пустым и сиротливым. Он прошел на кухню и впервые за многие годы сам приготовил себе завтрак и заварил крепкого чаю.
После этого он поднялся на верхнюю террасу и оглядел окрестности. Слева маячили белые небоскребы шумного города и развевалось трехцветное полотнище флага над храмом Вишну.
«Я бы не смог найти Ананду лучшей жены, чем ты», — звучали в его ушах слова дяди, обращенные к Деваки. Он вновь и вновь прокручивал в памяти события тех трех дней, словно кассету видеомагнитофона: останавливал «пленку», возвращал ее обратно, вновь и вновь до мельчайших подробностей просматривая ее в своем воспаленном воображении.
«Такая незаурядная личность, как мой дядя, был полностью покорен моей „супругой“, и это не случайно», — думал он.
«Ты вошла сюда и превратила наш дом в храм, и сама ты похожа на богиню…» — эти слова дяди, вновь пришедшие Ананду на ум, повергли его в религиозный восторг и вызвали невыразимую досаду оттого, что все это было игрой, представлением, ложью во спасение. Он остро осознал свое ничтожество и глубочайшую вину перед дядей, Богом, своим родом, совестью и всей своей жизнью. Ему было стыдно перед Деваки, которой, как сказал дядя, он не достоин. Она выше его по всем человеческим качествам…
Все обстоятельства складывались в пользу Деваки. Дядя уже ждет потомства, наследника… Да и сам Ананд всем своим существом чувствовал, что эта прекрасная богиня — его судьба, что жить без нее он не сможет, что любит ее всем сердцем.
«Остается только одно: разыскать ее, на коленях просить у нее прощения и умолять стать моей женой. Другого не дано!» к такому заключению пришел молодой человек после мучительных раздумий, борьбы со своей совестью и своими чувствами.
Приняв решение, Ананд повеселел. Он быстро поднялся к себе в комнату, побрился, принял душ, облачился в светло-голубой костюм, повязал пестрый шелковый галстук, вложил в нагрудный карман белый платочек и вышел из дома.