Родные миры

Кузнецова Дарья Андреевна

В общем, чем дальше, тем активнее я задавался вопросом: на кой всё-таки ляд мы потащились к этой Земле? На что рассчитывали?

Разговор по ощущениям был очень долгим, но на самом деле прошло чуть больше часа, когда нас отпустили. Алекс ссылался на важные дела, очень извинялся и просил без сопровождения по кораблю не ходить. Ещё он предлагал выделить нам каюты в жилой части корабля, но, видя, что Яра явно колеблется, я предпочёл вмешаться.

— Мы лучше останемся в яхте, в привычной обстановке, — со спокойной благожелательностью отказался я. Знал бы кто, чего стоил мне этот тон, когда хотелось свернуть

товарищу полковнику шею!

— Да, понимаю, капитану не стоит оставлять корабль, — улыбнулся он в ответ. — Но остальных, может, отпустите?

— Экипаж во время перелёта должен занимать места согласно штатному расписанию, — отчеканил я пункт из устава космолётчиков.

— Вот теперь вижу, что мы с вами коллеги, — засмеялся Алекс. — А вы по какой части служили-то?

— По комендантской, — спокойно ответил я. И ведь тоже почти не соврал, а назвал одну из функций Неспящих… Определённо, расту над собой!

Главное, в потолок не упереться, но они тут вроде бы высокие.

— Похоже, похоже, — весело улыбаясь, покивал капитан корабля. — Вас проводят, — кивнул он на открывшуюся дверь, через которую в помещение вошёл незнакомый человек в уже знакомой форме.

Путь до корабля проделали в молчании, тем более он был недолгим, а распространяться о собственных мыслях и впечатлениях при посторонних — глупо. Впрочем, надо полагать, уж какое-нибудь следящее оборудование в корабль подсунули, обязательно надо проверить.

— Младший, можешь глянуть, не заходил ли кто-нибудь к нам в гости в наше отсутствие? — спросил я, следом за ним поднимаясь по трапу.

— Как раз собирался, — хмыкнул он. — Ладно, предлагаю сейчас собраться в кают-компании; думаю, нам есть, о чём поговорить.

В кают-компании собрались все. Женщины о чём-то оживлённо шушукались, периодически хихикая, Тимул с совершенно невозмутимым видом что-то шаманил в планшете.

— Хотите верьте, хотите нет, — сообщил Кверр с порога и двинулся прямой наводкой к бару. — Но сюда действительно никто не заходил. Даже к кораблю не подходили! Или у них есть какие-то технологии, позволяющие делать это незаметно, — скажем, они могут видеть сквозь стены, — или я чего-то не понимаю. Тим, у тебя как?

— Да, мои следилки тоже ничего не нашли, — рассеянно улыбнувшись, отмахнулся Тимул.

— Ну, у кого есть, что сказать? — бодро поинтересовался младший, присаживаясь к столу со стаканом в руке.

— Ка-акой мужчина, — с глубоким вздохом, закатив глаза, проговорила Птичка. И женщины втроём заговорщически захихикали.

Почему-то в этот момент я почувствовал себя не в своей тарелке и вообще лишним на их празднике жизни.

— А по существу? — ухмыльнулся Кверр.

— Это и было по существу, — с довольной улыбкой проговорила Яроника, поднимаясь с дивана и грациозно потягиваясь. Учитывая её наряд, выглядело это движение завораживающе. — Я вот думаю, может, соблазнить его? Он действительно чудо как хорош, — проворковала она, тоже подходя к бару. Но открывать его не спешила, застыв у закрытой дверцы.

— Думаю, проблем с этим не будет, — фыркнула Птичка. — Мне кажется, он на тебя запал.

— Я бы не сказала, что это хорошая идея, — осторожно проговорила Ридья, качнув головой. — Кто знает, какое у них отношение к подобным… отношениям?

— Да ладно, зато она

может что-нибудь интересное выяснить! — возразил Кверр. — А я знаю, мы вот сейчас капитана спросим. Старший, ты-то как думаешь, стоит Яре рискнуть? — весело поинтересовался он.

— А смысл? — я изобразил усмешку и пожал плечами. — Нет, если очень хочется, можно попробовать, но я не думаю, что он знает что-то действительно полезное, — невозмутимо пояснил я свою позицию. — Впрочем, может, и правда стоит. В любом случае, уж это точно решать Яронике.

Это, наверное, станет девизом сегодняшнего дня, но… кто бы знал, чего мне стоила эта невозмутимость! Зато лицо сохранить удалось; хотя по ощущениям было похоже, что от ироничной усмешки сводит скулы, и она так и норовит превратиться в оскал.

Мне было паскудно, причём так паскудно, как не было уже очень, очень давно.

Высказанная Яроникой идея, в которой на первый взгляд не было ничего неожиданного или страшного, произвела на меня неизгладимое впечатление. По ощущениям было похоже, будто кто-то коротко и сильно врезал кулаком под дых, или будто я с большой высоты шарахнулся спиной о твёрдый пол. Дыхание перехватило, в глазах муть, но при этом пока ещё не больно. Сложнее всего было спокойно сделать первый вдох.

Но беспокоили не ощущения, а их причина. Я вдруг очень чётко и ясно осознал: это ревность. Та самая, разрушительная и беспощадная, слепая и бешеная. И если я ревную, мне, стало быть, не всё равно. Мне небезразлична эта женщина, и отношения наши выходят за рамки просто постельного интереса. Во всяком случае, с моей стороны, и, похоже, только с моей стороны.

Главный же вопрос, насколько глубоко засела во мне эта заноза. Простой ли это эгоизм и собственнические чувства, или всё гораздо хуже? Если судить по степени накала эмоций, охвативших меня от одного только предположения… это не проблема, это уже форменная катастрофа и полный абзац, если пытаться описать ситуацию без ненормативной лексики, что довольно трудно.

Дружба спасает жизнь, а вот любовь… любовь слепа. Когда неосторожный шаг может оборваться в пропасть, слепота — не лучшее подспорье. Наглядный пример: я только что не сумел правильно оценить противника именно из-за того, что на мозги мои давила ревность. Будь благословенна привычка не поддаваться личным впечатлениям, а то духи знают, чем бы закончился мой с ним разговор!

Влюбляться хорошо в молодости, когда голова пуста, сердце поёт и горы по колено. Тогда это чувство действительно окрыляет, вдохновляет на подвиги и, как правило, серьёзного вреда не наносит. А когда от тебя что-то зависит, — важное дело и, тем более, жизни людей, — худшую подлянку от судьбы представить сложно.

Впрочем, ладно, это ещё не конец света. Осознание проблемы — если не половина, то треть её решения точно. А у такого чувства, как любовь, есть одно великолепное достоинство: она может как мгновенно возникнуть, также мгновенно и сдохнуть. Её убивает боль, безразличие, предательство, скука и ещё куча мелких и крупных вещей, но стоит начать, пожалуй, с этих. Боль терпеть я умею, безразличие налицо, предательства тоже вполне возможно добиться — в конце концов, она ведь сама именно это и предложила. Скука… Вот с этим сложно, с этой язвой заскучать сложно; а жаль, средство-то вернейшее!