Родовое проклятие
Шрифт:
Таким образом, женщины автоматически лишались водителя, ведь отец, заполучив автомобиль, к микроавтобусу перестал подходить вообще. Теперь они с мамой вдвоем могли ездить, куда им вздумается, без всякой очереди.
Микроавтобус FIAT простаивал, а в RENAULT оставалось место на заднем сиденье!
Женщины, пряча друг от друга глаза, потихоньку снова стали бегать к маме.
– Галя, вы когда поедете в Тлемсен?
– Галя, привези мне ниток – розовый мохер…
– Галя, у вас будет местечко?
Наконец,
– Гала! Вы должны взять меня завтра!
Первыми в Союз уехали Ковальские, за ними – Паньшины, потом Эльге с Розой и Нуриком. Увез семью в Бейрут палестинец Саид. Вместо них приехали другие и продолжили историю советского контракта.
Однажды не вернулся за своим товаром Азиз. Пропал. Может, женился, а может, попался этим страшным жандармам. Его большая спортивная сумка так и осталась у мамы в нежилой комнате, где раньше была библиотека, а теперь громоздились баулы, готовые к отъезду.
В сумке оказался красный шелковый ковер, вытканный розами: много-много красных роз и розовых бутонов.
– На память, – вздохнув, сказала мама, когда разбирала вещи.
Перед самым отъездом моих родителей, мадам Таджени подарила маме флакончик французских духов, мама очень берегла их, расходовала экономно, только в особо торжественных случаях.
Прошло года два после возвращения в Союз, мой младший брат нашел-таки заветный флакончик, тщательно от него оберегаемый, и вылил драгоценное содержимое на розовый ковер.
Мы с братом выросли и уехали. Давно нет Союза, и я не знаю, как живут бывшие советские специалисты из маленького горного поселка Эль-Абед, что на самой границе Алжира и Марокко, да и живы ли они. И только состарившийся ковер сохранил еле ощутимый аромат сандала и цветущих апельсиновых деревьев.
…Лица внизу расплываются, как в плохо наведенном объективе. Лица, поднятые вверх. Задыхаюсь и прыгаю, прямо в протянутые руки. Руки подхватывают меня, обнимают. Дедова рубашка мокрая от моих слез.
– Ах, ты – иностранка чёртова! – всхлипывает Григорий.
Мама приехала рожать в Подгорное.
Был апрель. Я бродила по колено в талой воде на лугу, собирала для мамы первые весенние цветы. Они были похожи на кувшинки – такие же желтые, круглые чашки соцветий и длинные мясистые стебли. Бабушка сказала, что это купальницы.
В окошке роддома их не взяли. Банку с луком взяли, а цветы – нет.
– Кому? – строго спросила женщина в окошке. Я назвала.
– Она на столе, рожает. – Окно захлопнулось. Я побрела домой, прижимая отвергнутый букет.
Андрюшка родился очень похожим на отца, вот мама и назвала его – Андреем.
…
– Тебе надо еще регистрацию получить, – сообщил отец, как только мы отъехали от вокзала.
– Зачем? – удивилась я.
– Ну, ты же гражданка другого государства.
– Не поняла, только из России?
– Да нет, всех, наверно, касается…
Отец плавно поворачивает направо, и наша старенькая «Нива» выезжает на шоссе.
– На дачу? – Спрашиваю, – может, лучше сразу сделать эту вашу регистрацию?
– Нет, сама не сделаешь, там очереди, концов не найдешь. У меня в милиции знакомый хороший, он тебя и за билетом отвезет, и регистрацию поможет оформить…
…
Вот! Вот оно! Мы стоим в этой бесконечной очереди, чтобы сделать регистрацию! Дошло, наконец… Надо сказать соседям, пусть передадут дальше… Многие, как я, волнуются, наверно… Так, что там надо? Да! Цель прибытия и – надолго ли… Потом, заплатить пошлину. Кажется – все… Только вот, в чем она – цель?
Нет, нет, нет… Надо разобраться. Цель – это когда тебе известно зачем; а когда неизвестно? Хорошо. В таком случае, возможно, если я спрошу…
– послушайте…
Он вздрагивает, как будто я касаюсь его кожи оголенным проводом под высоким напряжением.
– Вы знаете зачем…
Они молчат… кто-то тяжело дышит… с чего бы? Нет, это не дыхание; это – всхлипы…
– Но я же никого не хотела расстро…
…неприятно. Придет же в голову лезть к человеку со своими дурацкими домыслами. Может, он и по-русски не понимает, может…
…снова чуть двинулись вперед.
В конце концов, мне не впервой стоять в очереди, проходить всякие контроли и вообще – ждать.
11
У моего правого сапога сломался каблук, поэтому при ходьбе я старалась наступать на носок, чтобы каблук окончательно не вывернуло. Со стороны, наверное, казалось, что я хромаю. Шуба из «искусственных чебурашек» села после химчистки, я затянула ее в талии ремнем, пытаясь хоть как-то исправить положение. Старалась, как могла, но мои жалкие попытки ни к чему не привели.
Все двенадцать часов, что я ждала отправку своего рейса, провела, забившись в темный угол зала ожидания; боялась увидеть свое отражение в многочисленных витринах и зеркальных стеклах.
В Ереванский аэропорт мой рейс прибыл около двух ночи, по-местному. Тонкую цепочку усталых пассажиров втянуло, через одну из галерей, бездонное брюхо аэровокзала.
Если бы меня похитили инопланетяне, то в первые мгновения пребывания на их территории я чувствовала бы себя не лучше. В пространстве зала ожидания крохотные фигурки людей растворялись мгновенно и без остатка. Я остановилась потрясенная, и, задрав голову, медленно начала вращаться вокруг своей оси.