Родовое проклятие

Щеглова Ирина Владимировна

Я поняла. Настроение было испорчено. Первый порыв бесстрашия прошел.

– Пойдем отсюда, – приказа Олег и поднял ружье. Мы быстро подчинились и почти бегом побежали к тропинке. Спуск был стремительным, я шлепнулась на задницу и половину пути просто съехала, кое-где помогая себе ногами.

Случившееся я воспринимала как ненужную, лишнюю суету: кто перед кем красовался, зачем? Те двое на крыше были просто мальчишки.

– Ой, убьют, – причитала Татьяна, – все равно убьют!

Я молчала всю дорогу и злилась. Олег с Игорем совещались о каких-то

металлических прутьях, с которыми они пойдут драться спина к спине…

– С кем драться-то? – Не выдержала я, – с пацанами? Так надо просто к их родителям сходить и все объяснить. И ружье вернуть, конечно. Олег хмыкнул:

– Теперь, ахчи, говорить бесполезно. Теперь на нас весь поселок выйдет, как свора трусливых псов. А нас только двое, поняла?

– Поняла. Что такое ахчи?

– Ахчи, по-армянски – девушка. Законы гор, ахчи.

Дома, переодеваясь, я оглядела свои джинсы; краска, синяя краска «индиго» вся осталась на горной тропинке.

Олег зашел за мной примерно через час. Я открыла дверь, и он сразу отругал меня:

– Зачем открыла?

– Я же спросила: «Кто там»? – обиделась я.

Он стоял в дверном проеме насупившись, руки в карманах, и качался с пяток на носки.

– Пойдем к нам.

– Зачем?

– Просто так, пойдем.

Видимо, я должна была чувствовать себя сопричастной. Я как бы была теперь «в деле» своих, против чужих. Это было глупо, но я снова приняла правила игры; сунула ноги в тапочки, закрыла дверь и поднялась с ним на третий этаж.

В квартире никого не было.

– Родители на работе, а Игорь у Таньки, – быстро объяснил Олег, – Советуются.

– Вас что, действительно могут убить? – засомневалась я.

– Могут, теоретически… Они же честно драться не будут, они исподтишка все делают. Семеро одного не боятся.

– А уладить это можно?

– Вот, Танькин отец, может быть, и уладит. Пули ему отнесли, ружье тоже.

Мы прошли в комнату, там стоял накрытый стол, с кучей закусок и несколькими початыми бутылками водки.

– Пить будешь? – спросил Олег.

– Нет, с чего это? – удивилась я.

– Так, – он пожал плечами, – у бати день рождения был вчера, так и не убрали. Мать думала, мы сегодня посидим. Посидели…

Он продолжал держать руки в карманах, словно боялся их выпустить. Мы стояли у стола, и я совершенно не представляла себе ни зачем я пошла с ним, ни то, о чем я должна с ним говорить.

– Ну, как хочешь, – нарушил он молчание, – я тоже не буду. Он резко повернул ко мне голову:

– Что делать будем?

– Знаешь, я лучше домой пойду, – ответила я, почувствовав возрастающее напряжение внизу живота, и мне стало не хватать воздуха.

– Что тебе там делать? – он подошел ко мне сзади и, обхватив руками мои плечи крест на крест, сильно прижал к себе. Моя спина одеревенела, сопротивляясь. Он склонил голову и стал целовать меня в шею, перебирая кончиком языка пряди волос.

Кожа на спине и шее покрылась пупырышками от отвращения. Мне захотелось закричать. Вместо этого я схватила

его за запястья и развела тиски его рук.

– Не надо! – лицо залила краска стыда. Я не знала, что делаю здесь с этим совершенно чужим человеком в пустой квартире с накрытым столом и с кроватью у стены, зовущей и бесстыдной. Я стыдилась незанавешенных окон, в которые еще проникало пойманное горами солнце.

– А что надо? – он развернул меня к себе лицом, сделал шаг назад и снова засунул руки в карманы.

– Ничего не надо. Извини, я домой пойду. – Я не понимала, почему он ведет себя так.

– Игорь там, с Танькой, – сказал он, – я один, как дурак…

– Но я же не виновата в этом!

Олег пошел на меня грудью, и я стала отступать, пока не уперлась в кровать, и он снова слегка толкнул меня. Я покачнулась, не удержала равновесия и вынуждена была сесть.

– Посиди со мной, – попросил он жалобно.

– Зачем? – насторожилась я.

– Просто так.

Он опустился рядом и снова обнял меня, потянулся губами. Я встряхнула головой. Он задышал прерывисто и с силой опустил меня на спину, навалившись сверху всем телом, стал искать мои губы. Я, сжав зубы, забилась под ним. Олег приподнялся, опираясь на руки, навис надо мной, посмотрел с любопытством и какой-то тревожной злостью.

– Какая ты красивая…

Меня тошнило.

– Спасибо. Пусти!

– Не пущу, – он улыбался.

– Зачем ты так? Пусти!

Он убрал руки и сел, освободив меня. Я сразу вскочила и пошла к выходу.

– Я тебя обидел? – крикнул он мне в след.

– Да, – ответила я.

– Ну, прости…

Он догнал меня одним прыжком, стал спиной к двери:

– Простишь?

– Прощаю, прощаю, – поспешно произнесла я. – Пусти!

– Нет, так не уходят, ты обиделась на меня, да? Обиделась!

Ну, как я могла объяснить ему? Как я могла объяснить ему, что я не та, не та, не та! Очарование гор отпустило меня, и я не понимала, за что я должна платить собой.

Он изучал меня, как охотник, или хищник, изучающий жертву, прикидывающий расстояние для прыжка. И вдруг, охотник опустил ружье, а хищник передумал.

Олег, не глядя, повернул замок, распахнул дверь и отступил, открывая мне путь.

– Иди домой!

Я шагнула на площадку, и он, в третий раз за сегодняшний день подтолкнул меня в спину, к лестнице. Молча вернулся в квартиру и захлопнул дверь.

Ошарашенная, сбежала по ступеням и влетела в свою квартиру.

Мать была дома. Она выглянула из кухни на шум:

– А, это ты? Ну, как? Ходили?

– Ходили. Там ребята с местными поссорились, – я старалась сдерживать дыхание, сердце продолжало бухать в ребра.

– Помирятся, – донеслось с кухни.

Не помирились.

Поздно вечером у подъезда собрались оскорбленные горцы. Что там произошло, не знаю. Скорее всего, ничего не произошло, и разбираться пришлось родителям, а не детям. Но на утро и мой несостоявшийся любовник, и его брат были спешно отправлены к родственникам в Ереван.