Рогнеда. Книга 1
Шрифт:
Дашка подошла, взяла краюху хлеба, впилась в нее зубами, только тут почувствовав, как проголодалась. Ульян есть не стал. Отставив в сторону мешок, стал скидывать с себя одежду.
— Ты трапезничай пока, а я искупаюсь. Ты, коль захочешь, присоединяйся.
Помимо воли у Дашки кусок застрял в горле. Она закашлялась, выплевывая сухие крошки. Ульян между тем разделся, бросив одежду прямо здесь, на камни. Вошел по колено и неожиданно оборотился к ней.
— Слышь? А звать-то тебя как? Вроде, идем вместе, а как звать друг дружку — не знаем.
Дашка подняла глаза и почувствовала, как изнутри поднимается жар. Он охватывал ее всю, без остатка и медленно, по капле, сжигал. Это было сродни
— Даниил, — сказала и отвернулась.
— А меня — Ульян.
За спиной раздался всплеск. Дашка обернулась и увидела, как по воде расходятся круги. Это Ульян ушел под воду. Вскоре голова его показалась на поверхности, и он, лениво взмахивая руками, поплыл к берегу. Дашка следила, как он приближается, поймав себя на мысли, что ждет того момента, когда он будет выходить из воды. Тряхнула головой, отгоняя шальные мысли. Что это с ней такое? Совсем очумела что ли? Ульян был уже неподалеку, но вдруг остановился и неожиданно закричал:
— Берегись!!!
Дашка, еще не отдавая себе отчета, метнулась в сторону, одновременно оборачиваясь. Из лесу, навстречу ей, летело какое-то лохматое чудовище. Преодолев в три огромных прыжка расстояние до места, где они остановились на отдых, он не кинулся на нее, как ожидалось, а набросился на еду. Всмотревшись в чудовище, Дашка поняла, что это не зверь, а человек, только очень исхудавший и заросший с головы до ног.
Он схватил кусок мяса и принялся заталкивать себе в рот. Давясь и отплевываясь, не жуя, глотал. При этом все время мычал как безумный.
— Эй, чудовище, полегче! — Дашка осторожно приблизилась, оглянулась на Ульяна.
А тот и не думал из воды вылезать. Сидел там и глазел, сам до смерти перепуганный.
«Сейчас поглядим, как ты со зверюгой этой справишься. Это тебе не ватажника с ног валить», — подумал зло, наблюдая, как Дашка кружит вокруг лесного жителя.
Та подходила все ближе.
— Слышишь, чего говорю? Оставь еду, проклятый. Оставь, а то палкой отстегаю!
Человек прекратил жевать, из-под насупленных бровей взглянул на Дашку, словно огнем прожег, и вдруг, ни слова не говоря, кинулся на нее, вытянув вперед руки. Она еле успела увернуться, настолько он был быстр. Человек пролетел мимо нее, обдав Дашку горячим дыханием и запахом, от которого закружило голову. За эти мгновения она подумала, что, может, это и не человек вовсе, а оборотень? Тот, о которых рассказывала, бабка-знахарка? Думать далее было некогда. Она развернулась вслед за ним, одновременно выхватывая кинжал.
— Господи, помоги! Усмири оборотня ненасытного! — прошептала и метнула лезвие клинком вперед.
Попала точно. Кинжал вошел под левую лопатку и задрожал, успокаиваясь. Человек замер, как будто натолкнулся на невидимую стену, медленно повернулся к Дашке, замычал, силясь что-то сказать, протянул руку себе за спину в желании добраться до жала, но сделать этого уже не смог, а повалился в прибрежные камни.
— Господи! — Дашка перекрестилась, осторожно приблизилась к чудовищу.
Михалко лежал на спине, устремив взор к небу. Теперь верный сподручный боярина Василия, а впоследствии насильник и душегуб, успокоился навеки. Душа его воспарила и предстала на последнем суде, где за все его грехи земные будет спрошено со всей строгостью. Падая, он придавил своим телом нож, и клинок, пробив грудную клетку, торчал с обратной стороны. В ране еще пузырилась кровь, стекая на омываемые рекой камни.
— Что ж это за страшилище-то такое? — Дашка оторвала взгляд, крикнула Ульяну: — Выходи, герой!!! Мертв он!!!
Ульян выбрался на
— Что на помощь-то не подоспел?
— А тебе сподручнее с ними управляться. Вон как ловко у тебя все получилось.
— А ну, как подмял бы он меня?
— Не подмял ведь.
— Божья сила помогла, не иначе… Интересно, а кто это?
— Человек одичавший. Их много нонче по лесам бродит в поисках пропитания. Мне батюшка рассказывал: однажды такие вот двое напали на него на дальнем покосе. Еле отбился! — Ульян заправил рубаху в штаны, обошел вокруг, увидел торчавший нож. — Давай перевернем его, да нож достанем.
— Оставь. Не могу к нему прикасаться. Пошли отсель.
Быстро собрали остатки еды и по берегу реки отправились далее.
В трех верстах выше по течению, как раз в том месте, где в Сулу впадает небольшой ручеек, прозванный в народе Светлым оттого, что водица в нем всегда была свежа и чиста, из лесу выбралось трое человек. Двое мужиков, один из которых тащил другого, да девица, больше похожая на отрока, — до того исхудавшая. Да и мужики тоже держались из последних сил.
— Тихо, Молчун! — прохрипел один, — тот, что висел на закорках у другого. — Что ты тащишь меня, словно куль с ячменем. Э-э, дрова на тебе возить надо, а не человека живого нести… Стой! Положи меня вот тута… Да осторожнее, черт немой… О-хо-хо… А девица наша где? Не сбегла еще? Ты, Молчун, приглядывай за ней. Ежели что худое удумает — можешь рвать ее на части. Разрешаю.
Молчун осторожно положил Кистеня на траву, сам растянулся рядом, стараясь не упускать из виду Рогнеду. Увидев, что та стоит истуканом у дерева, сделал свирепое лицо, замычал, показывая, чтоб рядом села. Она и присела на краешек бревнышка, со страхом смотря на ватажников.
После того, как Михалко подранил атамана, тому становилось все хуже. Вроде бы и рана пустяшная была — всего-то сучком ногу проткнул — но нет, гноиться стала, потекла из раны какая-то белесая жидкость, и запах пошел такой, что Молчун с Рогнедой носы воротили. Вскоре Кистень уже идти самостоятельно не мог, и пришлось Молчуну взвалить его себе на спину. Атамана попеременно бросало то в жар, то в холод, а иногда, вот как сейчас, например, наступало просветление.
Рогнеда шла впереди, совсем обессилив от усталости. Если бы хоть немного сил взять, то, наверное, сбежала бы давно, а так не могла. Да и боялась страшно Молчуна этого. Один немой пропал, так другой на ее голову свалился. Вчера к вечеру, когда Кистень впал в очередное забытье, а они остановились на короткий роздых, Молчун этот стал к ней подвигаться и мычал так противно, что Рогнеда от испуга закричала. Атаман очнулся, цыкнул на ватажника своего, и тот притих сразу, но взгляды плотоядные в ее сторону бросал. Атаман хоть и плох был, но Молчун боялся его, оттого и слушался.
Рогнеда привалилась к стволу дерева, закрыла глаза, пытаясь хоть немного дать телу роздых. И тут вдруг что-то толкнуло внутри. Да так явственно, что она вмиг открыла глаза, прислушалась к себе. Потуги были слабые, едва уловимые, но она испугалась.
«Боже! Что это? — пронеслось в голове. А потом ожгла внезапная мысль: — Неужели?»
Рогнеда вспомнила безумные ночи с боярином и сразу поняла все. Сердце девичье подсказало. Не пустая она, дите в ней шевелится. От осознания этого из глаз показались слезы. Еще там, в темнице, когда били ее и измывались, она закрывала живот, стараясь смягчить удары. А потом — после, когда многое еще пришлось вынести — думала, что все, не будет ничего. Ан, нет, жизнь брала свое, и вот сейчас она уловила это. Рогнеда встала, отвернулась от ватажников, взглянула на реку.