Рок, туше и белая ворона
Шрифт:
– Это как фазы, сменяющие друг друга, порой хаотично, но их только три. Депрессия, гипомания и мания.
– Три вечных искры что во век не дремлют, - пробормотала она.
– Хм, Алигьери?
– повела я бровью. Она снова кивнула.
– Гипомания… - проговорила она как-то сильно медленно, словно пробуя слово на вкус. Вот блин, неужели я так же порой могу выглядеть?
– Да, гипомания.
– я расслабленно вытянула ноги, скрещивая их в лодыжках, - Гипомания - это бег. Стремительный, непрерывный, вечный. Торопишься, жить, узнавать, чувствовать. Больше, ярче, как жадный до всего нового маленький ребёнок, стремится узнать новое, хочет всё попробовать, рушит стены, не зная, что там, - рассуждала я смотря в потолок, - Совершенно идеальный, красивый ход. Мне он знаком.
– я встала на ноги и пошла к ней, говоря
– я сделала многозначительную паузу, повиснув на зеркале, - Её нет. Ладно, твоя очередь. Что ещё за хрень ты вытворяешь?
– усмехнулась я легко на слух. Сейчас, от неё меня отделяет расстояние в пол руки. Критически близко, а что поделать.
– Терапия?
– вздохнула я, догадавшись, - Это всё из-за таблеток, да?
Она не ответила, но повела лезвие.
– Знаем, умеем, практикуем… - я звучала заполошно. Осторожно, я протянула к ней руку, к ножу, что легко скользил по коже, но не так, чтобы причинить весомый вред. Просто чертил красную линию, слегка рассекая кожу. Не сразу но до меня дошло: она в точности повторяет линию шрама на моей шее. Вот зачем ей зеркало, вот почему она спокойна, она не собирается резаться намертво. Я вспомнила, как подобное она проворачивала, когда я была маленькой. Она наносила себе повреждения, ровно, те же самые, что наносила нам, в период рецидивов. И кажется я на столько двинулась на весь чердак, что прекрасно понимаю её мотивы. Стоило моей руке коснуться рукоятки ножа, как он мгновенно уткнулся остриём прямо в ямочку на моей шее.
– Прелестно… - пробормотала я, просто обмерев от такого манёвра. На мгновение, а потом перешагивая через себя, схватила ее за руку, резко, грубо, слегка усиливая нажим лезвия.
– Ну давай,- вскинула я подбородком, - Что? Взяла нож- режь!
– прорычала я зло. Она часто заморгала, точно ожидая ни этого. Может припугнуть хотела, чтоб я ушла. Но это я напугала её своим манёвром.
– А не можешь, так и не берись!
– я дернула руку в сторону, но она намертво вцепилась в рукоять ножа, - Да, отдай ты нахрен этот нож!
Отобрав орудие, закрутила его между пальцами.
– Самобичевание, Инна. Вот значит какая у тебя религия, веришь, что исцеляешь свою больную душу, примеряя на себя мою боль? Хм, валяй… - я запульнула нож, вонзая его в стену, - Кто я такая чтобы указывать тебе во что верить.
Она была холодной, бесстрастной, как и всё вокруг неё. Долбанная Снежная Королева. Она бы бесподобно смотрелась в моей комнате, в кружении всех тех перьев, от разорванных подушек, как в метели… В голове, мелькнуло что-то… и ещё, и ещё: оно разгонялось, обретало ясность, смысл, перенося меня, глубоко в подсознание, туда, где…
«…снег, кружил вокруг меня, крупными хлопьями, кружил и опадал вниз, присоединяясь к белому одеялу в нашем саду. Крики, и карканье выросли в фигуру матери, с криками вылетевшей во двор. В её руках билась чёрная птица, схваченная за одно крыло. Моя птица! Охэнзи, бился и клевался отчаянно каркая, и терзая в кровь руки матери.
О, нет.
Я рванула с места.
– Нет!
– закричала я, догоняя мать, - Что ты делаешь?!
Она резко развернулась, в её руке трепыхался молодой ворон.
– Замолчи, Вика! Это чёртово исчадие ада напало на меня! Опять! Меня задолбало, что в моём собственном доме, меня терроризирует эта ворона! Иди в дом!
– Мам…
– Сейчас же!
– рявкнула она. Охэнзи сильно клюнул мать в руку, и мама, вскрикнув, что-то сделала.
– Не трогай его!
В закате двора, на
Я бросилась на неё, пытаясь вырвать кричащую птицу из её рук.
– Мама! Нет! Не надо!
Отшвырнув чёрного ворона в снег. Она просто пошла в дом.
Я опустила глаза в снег, он не двигался, я замерла.
– Нет… он же… там же… душа… моя душа…
Я падаю, на колени в снег, холодный слепяще белый. Белый, алый и чёрный, сливались в вихры в моих глазах. От боли, от горечи.
Слёзы, снег и кровь…
И холод. Обжигающий, колючий, одинокий… И я - я совсем не ощущаю себя живой. И, я совсем одна, в этом океане льда…»
Слепая ярость, перекрыла мне кислород. Ненависть и боль текла во мне лавой по венам. Я скользнула за её спину.
– И ты молчала, - прорычала я сдавленно. Она сильно напряглась и насторожилась, буквально навострив уши.
– О чём ты?
– Ты хочешь мне сказать, что ты не знала собственного диагноза? Не знала, чем это чревато?
– проговорила я вкрадчиво. Мать обледенела, просто покрылась той самой идеальной непроницаемой коркой льда - лёд присущий только ей одной.
– Оставь это, - отрезала она стальным тоном.
– Ты не сказала, так?
– я прихлопнула ладонью по зеркалу, заставляя его дрожать, - Какого хрена ты не сказала ему?!
Я видела в её глазах, как щелчок, хлёстче чем от кнута ударил по ней, разбивая и осыпая лёд.
– Какого хрена тебя это касается?!
– всплеснула она руками, - Ты не знаешь, ни черта, так что просто заткнись! И… - она потеряла ровное дыхание, - Чёрт! Просто отъебись от меня!
Она просто хотела сбежать прочь. Я видела это, я знала какого это, меня завораживало и пугало это. Всё что она смогла сделать это схватиться за голову. Шум в голове наверняка был невыносимый. И боль вспыхивала во всём её теле огнём. Вне сомнений. Она не могла сделать вдох. Я смотрела на неё, и думала, неужели я такая же как она?
Это было так. Не зашло бы всё так далеко, так бы даже и не узнала про всё это дерьмо! Даже не думала бы! Это не то, о чём я могла даже думать. Она тоже. Она прячется от этого. Я - нет. Больше нет. Я прочно на прочно заломила её руки за спиной, в особом захвате, под локти. Другой рукой, обхватила мать за подбородок.
– Смотри на себя, - скомандовала я на удивление спокойно и решительно, - Кто ты?
– Убери к чёрту свои руки от меня!
– выбивалась она, но я уж точно знаю, что пытаться вырваться из такого захвата, всё равно что пытаться заправить авторучку в открытом космосе. Протестировано на собственной шкуре.
– Ответ не верный. Кто ты? Отвечай!
– повысила я голос.
– Твоя мать!
– Ты не моя мать, - покачал он головой, - Моя, чёртова мать не сдаётся. Не отступает. Никогда! Она маниакально, всё и всех контролирует, непрошибаемая, холодная, жестокая сука! Всё что кроме - болезнь! Ты, делала это в бреду, но это не оправдывает тебя, не оправдывает, поскольку ты намеренно умалчивала об этом! Ты боялась вернуться в дурку, а мы своими чёртовыми глазами видели твоих проклятых демонов!
– Отпусти!
– Заставь меня, - вскинула я подбородком, - Спроси меня, Инна, как сжигает меня болезнь, по грани лезвий? Ну же! Давай!
– я прижалась к её уху губами, не отрывая пронизывающего насквозь взгляда от отражения её злых и испуганных глаз в зеркале, - Думаешь я не чувствовала себя дерьмово когда не понимала, чем виновата перед тобой? О, и кажется, я знаю какого хрена я вообще вскрылись в девять лет! Ты ненавидела птицу, боялась её, вот она грёбанная правда! Я чуть не слегла рядом с нагвалем, когда думала, что это сделала я! Но это ведь была не я, не так ли? Это была ты! Или ты быть может, думаешь, что я была в восторге, когда ты сломала себе руки за то что чуть не сломала их мне? Посмотри на себя! Сейчас! Что ты хочешь? По-настоящему, чёрт возьми! Хочешь страдать призраками прошлого, в бесконечном стенании безумия? Тебе нравится, это?